Парнишка, поспешно вскочив, принялся кланяться, и Павлу пришлось прикрикнуть:

– Хватит! Хватит, я сказал! Садись и – сидя – рассказывай.

– Так, господине… ты, верно, ведаешь.

– Ведаю! – Ремезов раздраженно пристукнул ладонью по столу, от чего его юный собеседник дернулся, словно бы получив удар по лбу. – Но от тебя все хочу услышать. Говори!

– Язм, господине, крылья сладил… думал полететь, яко птица, – опустив голову, прошептал подросток.

– Крылья? – Павел едва не поперхнулся квасом. – Из чего ж ты их сладил?

– Прутья ивовые лыком обвязал да обтянул кожей.

– А кожу откуда взял?

Демьянко опустил голову еще ниже и замолк.

– Ну? – нетерпеливо спросил Ремезов. – Украл – так и скажи, значит, за кражу тебя сейчас и били, а вовсе не за то, что полетать вздумал!

– Не украл, господине, – по щекам парнишки потекли слезы. – Просто взял… хотел вернуть, как полетаю. Крылья бы разобрал и…

– Ну, ладно, ладно, – молодой человек устыдился собственного поведения, ишь ты, учинил тут допрос. В конце концов, какое ему дело-то – украл тут кто-то что-то или не украл.

– Так полетал?

– Немножко, – смущенно кивнул собеседник. – С горки разбежался, подпрыгнул… аршинов пять пролетел, а потом – в крапиву.

– В крапиву, – передразнил Павел. – Аршинов пять и без крыльев пролететь можно… особенно когда пьяный, в овраг да кубарем.

– А кожу я бы Никите-кожемяке вернул, ты, господине, не думай! Просто не успел – увидали все, налетели…

– Налетели… Родители-то твои кто?

– Так ить, господине – в мор еще сгинули, летось с десяток назад. Меня бабка Филимона, царствие ей небесное, взращивала.

– Ладно, иди покуда, – подумав, «боярич» махнул рукой. – Да! Тиуна ко мне покличь!

Поспешно вскочив на ноги, Демьянко поклонился и выбежал прочь.