Он облегченно вздохнул. Губы коснулись кончиков пальцев, каждого поломанного ноготка по очереди. Меня страшно трясло. Это все последствия сильнейшего стресса. Сначала ты впадаешь в какой-то ступор, потом на тебя обрушивается нездоровое веселье, а затем начинается отходняк, очень сильно похожий на истерику. Неожиданно его глаза потемнели. Он до боли сжал кисти, опустил голову мне на колени, сгорбившись так, что стало страшно за его позвоночник. Я растерялась, когда заметила, что плечи дрожат. Интуитивно склонилась над ним, спрятав от всех. Так мы и сидели несколько минут, приходя в себя. Билл дрожал, а я беззвучно плакала, роняя слезы на его футболку.

 — Ты ведь меня больше не оставишь, да? — очень глухо, глаза болезненно блестят, руки сжимают мои запястья до синевы.

 — Я всегда буду рядом с тобой, — шепотом, как клятва.

 Мы всматривались в лица друг друга, будто увиделись впервые. Где-то на самых горизонтах сознания мелькнуло, что сейчас случилось чудо — я вижу то, что никто и никогда не видел (ну может быть только Том) — передо мной на коленях сидел не мегастар, а обычный мальчишка. Самый что ни на есть обыкновенный, из крови и плоти, с какими-то своими страхами и проблемами. Словно маска спала навсегда. Словно я допущена в святая святых — его внутренний мир, его душу. И больше не увижу того человека, который периодически так сильно меня бесил. Будет Билл. Тот самый Билл — искорка, маленькая искренняя искорка.

 Он сел рядом на бордюр, и мы еще сидели бок о бок в тишине несколько минут. Я чувствовала, как прошла его дрожь, то есть он наконец-то смог немного успокоится. Но я каким-то внутренним чутьем понимала, что не стоит сейчас говорить, не стоит ничего спрашивать и уже тем более не надо ему ничего рассказывать. Да мне и не хотелось. Мы оба устали. Оба перенервничали. Оба подавлены и раздавлены произошедшим. Надо прийти в себя, всего лишь собрать в кучку растерзанные нервы и хоть как-то реанимировать настроение…

 — Я хочу извиниться, — тихо и очень неуверенно начал он. — Я обманул тебя.

 — Это все-таки твоя наркота? — проворчала я, осознавая, как глупо выглядела перед капитаном, пытаясь доказать, что героин подкинули. Благими намереньями…

 Он грустно усмехнулся и покачал головой:

 — Я обманул, когда сказал, что бросил бы тебя в тюрьме. Я бы сделал все возможное, чтобы ты туда не попала.

 Я удивленно подняла брови и скептически скривилась, начала врать:

 — Глупости. Я в тебе уверена, ты не подлец.

 — Н-да? А по твоему лицу так нельзя было сказать в тот момент. На нем большими буквами было написано: «Черт меня дернул потащиться в ночь с этим мерзавцем! Выйдем отсюда, отвезу его в гостиницу и чао!»

 Я ошарашено уставилась на парня:

 — Но ведь именно так я и подумала!

 — Вот что бы ты так больше не думала, я и довожу до твоего сведенья — Билл Каулитц своих друзей в беде не бросает. Понятно?

 Я скривилась так, словно мне в рот засунули одновременно сразу два незрелых лимона, даже передернулась вся.

 — Вот только давай без этого дешевого пафоса. Ненавижу, когда люди так говорят, от этих слов смердит ложью за тысячу верст. Дрянь какая…

 Он обидчиво отвернулся.

 — Нет, и нечего обижаться. Я серьезно. Звучит ужасно мерзко. Как в дурацком бразильском сериале. Пошлость такая!

 — Я тебе не врал.