Тут всё точно и стройно — смысл, звук, рифма, размер. Никакой кривизны, срывов, сбоев, перепадов, взломов.
На невинное двустишие Павла Когана «Я с детства не любил овал, / Я с детства угол рисовал» есть как минимум два полемических ответа, раздвинувшихся на два десятилетия.
Наум Коржавин:
Николай Старшинов:
Полемика шла прямая — с эпиграфом из Когана. На бескомпромиссность лобастых мальчиков невиданной революции (это был угол) отвечала жажда гармонии, то есть по такой геометрии — овал.
Это происходило внутри поколения, это поэты одного времени, одного набора. С небольшим разбросом возрастов, внутривидовая дискуссия. Так оно произошло с тем явлением, что называлось
Москвичи лидировали, но ифлийцы и литинститутовцы отнюдь не исчерпывали ряд поэтов, выросших на войне и составивших её голос и образ. Они были разные.
Уж куда ближе по-человечески друг другу были такие люди, как питерцы Михаил Дудин и Сергей Орлов, они и стихи порой сочиняли на пару. Но вот овал Орлова — танкиста, горевшего в танке:
Отзвук Лермонтова, вселенский объём трагедии, происходящей на Земле. Попутно говоря, Сергей Орлов — из обрусевших немцев Поволжья.
А это — гармония по Дудину:
Сравним, к примеру, со строкой Слуцкого: «Об этом я вам расскажу потом» («Улучшение анкет»), Слуцкий и сам считал, что «о жестоких вещах можно писать и нежестоким слогом». Более того. Слуцкий и сам коснулся этого пернатого, по-своему, по-слуцки:
Александр Межиров выходит на тему круга — овала — в «Балладе о цирке»:
Пожалуй, ближе всех — по крайней мере многих — Слуцкому был Николай Панченко. Никаких овалов. Сплошной острый угол.
Эта пробежка по военным стихам — попытка крайне краткой характеристики фронтовой, окопной поэзии. А ведь были ещё и Константин Ваншенкин, и Евгений Винокуров, и Михаил Луконин, и Фёдор Сухов, и Юрий Левитанский, и люди постарше — Арсений Тарковский, Семён Липкин, Аркадий Штейнберг, Вадим Шефнер, тоже участвовавшие в войне и затем сказавшие о ней своё слово.
Что же довоенная компания Слуцкого?
Их было шестеро, двое — самых ярких — погибли. Кульчицкий, Коган. В центр этой группы сами её участники ставили Кульчицкого. И Слуцкий, и Самойлов себя относили к остальным пятерым. Кульчицкий действительно выделялся — ранним обретением своего письма, твёрдой рукой в утверждении нового языка поэзии, исходящего из находок певцов революции от Маяковского до Сельвинского, Багрицкого, Тихонова, Луговского, виртуозов стиха — Кирсанова, Асеева.
Это неплохой набор для любой национальной поэзии, если иметь в виду уровень мастерства, признание читателей и энтузиазм учеников.
На войну Кульчицкий ушёл уже во всеоружии своей поэтики:
Хлебниково—Москва
За месяц до того был убит фашистами отец Кульчицкого, о чём сын не знал. В марте они последний раз увиделись со Слуцким. Миша пребывал в унынии, ничего не читал, крайне оголодал.