Протей улыбался; улыбка у него была исключительно мерзкая, выдававшая его радостное предвкушение кровавого зрелища.

Кровь, — подумал Егор. — Ему нужна кровь.

— Делать нечего, — вздохнул Копаев и шагнул вперед, оставив Протея немного позади и слева.

Егор заметил, что Копаев держит меч обратным захватом — большой палец его правой руки был направлен к изумруду в навершии эфеса. Хреново, — коротко подумал Егор; в приемах ведения боя, когда противник держит меч подобным образом, ему практиковаться не приходилось.

А Копаев зачем-то подмигнул Егору правым глазом. Егор предположил, что это какая-то военная хитрость, напрягся и приготовился отразить атаку. Копаев же, стремительно выхватив меч, повернулся влево и одним широким движением клинка полоснул Протея по шее. Егор видел выражение крайнего изумления, которые еще успели сформировать лицевые мышцы Протея, прежде чем его тело рухнуло ничком. Отрубленная голова отскочила и покатилась по полу, слегка подпрыгивая, словно свалившийся с овощного лотка кочан капусты; из обрубка шеи рекой лилась темная кровь.

Егор, закаленный зрелищем сэппуку, совершенным Ёсицунэ, на произошедший кровавый эпизод отреагировал относительно спокойно, блевать на пол не стал, только быстро отвернулся. Копаев же словно только тем и занимался, что всю жизнь чужие головы рубил — он взмахнул мечом, стряхивая с клинка капли крови, и вложил его в ножны. Хуже всех пришлось Лене: отрубленная голова Протея подкатилась прямо к ее ногам и уставилась на нее вытаращенными глазами. Заметив, что Лена медленно сползает по стене, и лицо ее белее мела, Егор рванулся к ней, бросив меч. Он едва успел подхватить девушку на руки уже возле самого пола. Лена была в глубоком обмороке.

— Егор? — позвал Копаев.

Егор, держа на руках Лену, осторожно повернулся.

— Что, Марк Анатольевич?

— Ты очень эффекто здесь нарисовался, — сказал Копаев. — Иожешь проделать это еще раз, только в обратную сторону?

— Могу, — сказал Егор. — Только…

Только вот нужно было держать Лену, держать эмберский козырь, и меч, конечно, никак невозможно было бросить. А еще Копаев…

Ну, Копаев, положим, и сам мог держаться за Егора. А меч? Но есть ведь футляр.

— Марк Анатольевич, — попросил Егор, — пожалуйста, возьмите мой чертежный футляр и уберите туда оба меча.

Копаев быстро исполнил просьбу и вопросительно посмотрел на Егора — что дальше?

— Теперь достаньте козырь из кармана моей рубашки… нет, не этот, другой. Да, дайте мне его в правую руку.

Поданную Копаевым карту с рисунком двора, находившегося где-то в ином мире, Егор зажал между пальцами. И он по-прежнему держал на руках Лену.

— Держитесь за меня, Марк Анатольевич, держитесь крепче.

Копаев вцепился в левую руку Егора чуть повыше локтя; пальцы у него были как клещи.

Егор вглядывался в карту и чувствовал, как она холодеет, студит кончики пальцев. Все было как раньше: рисунок — оживающий, расцветающий, разворачивающийся вширь и вглубь… И один короткий шаг, похожий на падение в бездну…