– Поймаешь, поймаешь, куда ж ты денешься, – затряс щеками мэтр Калькодис. Длинное фазанье перо, украшавшее криво сидевшую на его макушке шапочку, заколыхалось. – Прямо завтра с утра и отправишься ловить.

– А где она, в Безье? – рискнул подать голос Гиллем.

– Сейчас – да, – с готовностью подтвердил мэтр. – Но долго она там не задержится, уедет. Да не одна, а с целой компанией. С вашими хитроумными знакомцами, которые вас провели, как детей малых… Молчать! – неожиданно резким и пронзительным тенорком взвыл он, заметив, что Рамон привстает со скамьи, намереваясь разразиться новыми угрозами. – Заткнись, паршивец, пока я тебе не разрешу говорить! Доигрался уже, все испортил! Нагадил – и в кусты, скулить, хвост поджимать!..

Разъяренный мэтр Калькодис выглядел довольно забавно – эдакий подпрыгивающий от избытка эмоций кабанчик в человечьем облике – но Гиллему захотелось выскользнуть за дверь и дождаться окончания беседы где-нибудь снаружи. Рамон смолчал, проглотив оскорбление, только на скулах появились два белых пятна – предвестники затаенной до поры злости.

– Так вот, милые вы мои, – толстяк стремительно сменил гнев на милость, превратившись в доброго самаритянина, искренне сопереживающего горестям беглецов, – жизнь у вас теперь пойдет совсем иная. Поломали – исправляйте. О Ренне и прочих планах можете смело забыть…

– Но мне обещали! – взвился наследник Ренн-ле-Шато. – Вы не можете так поступить! Отдать мое место этому снулому мерзавцу, Тьерри?

– Тебе и так давали, чего только душе угодно, – отмахнулся мэтр. – И как ты распорядился полученным добром? Вот-вот, людишек резать, девиц портить да простецов ночами пугать, упырем прикидываясь – единственное достойное тебя занятие. Сиди тихо, кому сказано! Не поедешь ты ни в какой Ренн, а отправитесь вы завтра с утра в гости к милейшему Гиллему. Возьмете в тамошнем гарнизоне с десяток вояк, запасов опять же – ну, не мне вас учить, сами сообразите. И поскачете быстрым маршем к побережью, где старая дорога, как бишь ее…

– Виа Валерия? – осторожно уточнил Бланшфор.

– Она самая, – закивал мессир Калькодис. – А поскольку вы у меня туповаты малость, без сторонней помощи способы только до ветру сходить, на дороге вас будет дожидаться проводник. Вы его сразу признаете, не ошибетесь, – рыжий толстячок довольно хрюкнул. – Езжайте прямиком за ним, куда поведет. Как нагоните вашу пропажу – сами сообразите, что делать. И зарубите себе на носу, запомните накрепко, – он постучал согнутым пальцем по столу: – девица должна остаться в живых! Прочих изловить всех без исключения. Чтоб ни одна живая душа не ускользнула!..

– И что потом? – перебил Рамон.

– Потом? – мэтр расцвел широчайшей из улыбок. – Потом ваша милость осмотрит имущество пойманных, обнаружив там бездарно провороненный архив и упущенную реликвию… Да-да, предприимчивый ты мой, – выражение подвижного лица Транкавеля-старшего сделалось точной копией аллегории Отчаяния, – утащила рыжая красуля твою приманку, пока ты таращился на ее вертлявую задницу. Ты чем вообще думал, затевая подобную глупость?..

– Хотел заставить ее проговориться… – начал было наследник Ренн-ле-Шато, но вовремя сообразил: оправдания ему не к лицу, и сделанного уже не вернешь. Рамон предпочел сменить тему разговора: – Предположим, книга и Бланка в моих руках. Что дальше?

– Сначала верни их, потом посмотрим, – мессир Калькодис грузно выбрался из-за стола. – Обещать-то ты горазд, это я уже понял. Смотри, опять не промахнись – а то я совсем к тебе интерес потеряю. Будешь сам выкручиваться. Любопытно взглянуть, долго ли протянешь?..

Незваный гость подпрыгивающим мячиком выкатился в ночную темноту, оставляя за собой отзвук ехидного хихиканья. Гиллем де Бланшфор вопросительно покосился на своего господина – настроение и облик того очень точно характеризовало высказывание простецов «как оплеванный».

– Поедем? – несмело поинтересовался Гиллем.

– А что делать? – голос Рамона звучал глухо и тоскливо, однако слова были вполне разумны. – Не гнить же здесь до скончания веков?