– Потеряла… – соврала я, нервно облизав губы.
– Потеряла… – почти ласково повторил за мной и вытащил колье из кармана, – растяпа…
С этими словами он взял меня за руку и, осторожно вытянув из условного убежища, развернул к себе спиной.
– Больше не теряй… – нежно поцеловав в ухо, одел украшение на шею.
Я понимала, что мне конец. Живой из этой комнаты мне не выйти. Но не думала сопротивляться. В тупом оцепенении ждала исполнения приговора.
Цепочка медленно, но верно затягивалась на моем горле. Последний раз сглотнув, я зажмурилась. Доступ кислорода в легкие прекратился. Острые края бриллиантовых звездочек впились в кожу, протыкая ее насквозь. От нестерпимой боли брызнули слезы.
Я не хотела умирать. Инстинкт самосохранения заставил закинуть руки назад в попытках дотянуться до него, но все было бесполезно. В глазах кромешная тьма с расплывающимися красными кругами. Язык во рту распух так, что просто там не помещался. В ушах глухими ударами стучала кровь.
И когда на задворках уплывающего сознания промелькнула мысль – «Скорей… скорей бы это закончилось…», внезапно все прекратилось. Я мешком свалилась на пол и скорчилась от боли, раздирающей грудь при каждом хрипящем вдохе.
Сквозь красную пелену и оглушающий звон в ушах, услышала, как Шевц взревел. Что-то падало и разбивалось… По комнате летали вещи… Чьи-то шаги… обеспокоенные голоса… хлопок двери… и, наконец, тишина…
А я все лежала одна на кафельном полу в позе эмбриона и мечтала сдохнуть. Каждый глоток воздуха резал легкие ржавым ножом.
Через какое-то время услышала шаги… надо мной склонился мужчина.
– Господи… – это был Виктор.
Он поднял меня на руки и, вынеся из ванной, со всей осторожностью уложил на кровать.
– Зачем так-то?.. Сука… так же нельзя… – шептал он.
Я открыла глаза, но увидела лишь мутный силуэт. Он сидел передо мной на корточках и гладил мое плечо. От его прикосновений стало еще хуже.
Падальщик.
Дернувшись, хотела скинуть с себя его руку, но не смогла… Каждое движение причиняло боль.
– Красивая такая… – его ладонь переместилась на бедро, а в голосе послышалась хрипотца.
Мне хотелось кричать, истерить… но раздирающая горло боль и тяжесть во всем теле не давали произнести ни звука. Давясь слезами, я лишь слабо трепыхалась.
– Какого х@я?! – донесся до меня сначала рев Шевца, а затем звук падающего тела, – какого х@я ты, урод, прикасаешься к моей бабе?!