— Это кто там такой квакает? — отозвался он. — Чтой-то я голоса твоего не признаю! Никак Семка?

— Нет, не Семка, ты меня покуда не знаешь. Ты, Кондрат, жить хочешь?

Любитель эротических фантазий отозвался не сразу, но все-таки ответил:

— Кто же не хочет! — крикнул он в ответ, не так уверенно как раньше.

— Тогда собирай свое воинство, и все на коленях ползите к костру! — предложил я. — Не послушаетесь, никого не пощажу, всех живота лишу!

— Да ты кто такой? — закричало сразу несколько голосов.

— А вы у вашего Фильки Бешеного спросите, я его уже и на том и на этом свете поджариваю! — закричал я, насколько возможно, «демоническим» голосом.

В рядах противника наметилось явное замешательство. Командир действительно горел в огне, правда, не синим адским пламенем, но достаточно наглядно. Мне долго не отвечали, потом все тот же Кондрат, попросил:

— Мужики, слушайте меня, сами вернетесь в деревню, барин вас простит! Ослушаетесь — проклянет!

— Может и правда простит? — спросил меня Николаевич. — Кондрашка зря болтать не станет!

Нет, не зря товарищи Ленин и Сталин так не любили крестьян. С ними в революцию лучше не соваться!

— Кондрат, ты слышал, что я вам приказал? — громко спросил я. — Учти, время пошло!

— А вот мы сейчас проверим, какой ты грозный! — вместо Кондрата, ответил другой голос. — Ребята, разом, навались!

Из леса выбежали несколько человек, и бросились на мой редут. Уже было совсем темно, что видны были только их силуэты. Пробежать поляну было делом нескольких секунд. Я едва успел вскинуть мушкетон и выстрелить. Пороховая вспышка вырвала из темноты несколько лиц, и кто-то отчаянно завопил. Я вскочил с двумя пистолетами в руках, но стрелять оказалось не в кого, атака кончилась так же внезапно, как и началась.

Совсем близко он нашего бревна жалобно стонал раненный. Испуганные лошади метались по становищу, руша шалаши.

— Пойду, посмотрю, что с ним случилось, — сказал я мужикам.

Дормидонт попытался возразить, но я не слушая, подошел к упавшему человеку. Тот лежал на спине. Рук видно не было, только светлое пятно лица.

— Помоги, добрый человек, Господом молю, — попросил он, протягивая мне левую руку. — Не дай помереть без покаяния!

Почему-то голос раненого показался мне фальшивым. Только что он кричал от боли и вдруг заговорил, льстиво, просительно и главное совсем в другой тональности. Я поостерегся неожиданностей, вытащил саблю и концом клинка дотронулся до его груди.

Раненый вскрикнул, выругался и наставил на меня пистолет. Будь он хотя бы пистонным, шансов у меня бы просто не оказалось. Но тут пока щелкнули кремни, вспыхнул порох на полке и раздался выстрел, прошло около секунды. Я успел махнуть саблей и отскочил в сторону. Вместе с выстрелом раздался истошный вопль, теперь уже не притворный, а самый что ни есть настоящий.