– Я стану… частицей Тьмы, – голос ее срывался. – Черной точкой, ничего не ощущающей, не осознающей, – губы едва шевелились, немея от страха, и слова были еле слышны. – Кляксой пустоты, из которой мы рождены и в которой живем, даже не замечая ее… Возможно, когда-нибудь из нее родится другая душа… но это буду не я! Моя память, мысли, чувства – все исчезнет, растворится в безразличной Тьме… А, может быть, сотрется и сама память обо мне, о том, что я была когда-то?.. Пожалуйста, – она попыталась подползти, глаза ее были мокры, – оставь мне жизнь!
– Не слушай ее, – встрял Хешшкор. – Убей!
– Я никогда больше не встану у тебя на дороге, – пролепетала Айанур. – Я не буду пытаться вернуть Хешшкора, ничего не предприму против твоего сына… Требуй, чего хочешь, я все тебе дам…
Рука Виты задрожала. Ей не нравилось, что богиня так унижается. Было в этом нечто неправильное, противоестественное.
– Ты слишком сильно боишься, – сказала Вита. – Страх смерти сводит тебя с ума, заставляет совершать дурацкие поступки. Ты ведь хотела прикончить меня не только из мести. Ты боялась, что однажды я приду к тебе, чтобы разделаться с бывшей подружкой своего парня. И ты думала, что если тебе удастся уничтожить моего ребенка, я перестану быть женщиной, давшей жизнь бессмертному, и не смогу тебя убить. Вот только нет у меня кретинской привычки убивать чьих бы то ни было любовниц – ни бывших, ни, если на то пошло, настоящих. Ты могла бы подумать об этом, если бы страх не затмил тебе разум.
– Могу я поговорить с тобой, Вита? – Бэла деликатно тронула ее за рукав. Лицо ее было белее савана, еще бледнее, чем у Айанур. – Тебе не обязательно убивать ее этим мечом. Если желаешь, я… я отрекусь от нее, и она развоплотится.
Было заметно, что подобное предложение трудно далось Бэле. Вита посмотрела ей в глаза и покачала головой.
– Ничего не выйдет, Бэла. Отрекайся, не отрекайся – вы с Айанур связаны не только формальной клятвой, и слова мало что изменят. Я, в отличие от тебя, аховый психолог, но и я вижу, что ваша связь – на эмоциональном уровне, на уровне сердца. Иначе бы ты отреклась давно – еще когда она приказала тебе похитить Катю.
– Ну… – Бэла потупилась. – Тогда перережь мне горло, и дело с концом. Полвека раньше, полвека позже, мне-то все равно умирать… А у нее появится возможность когда-нибудь в будущем найти себе нового посвященного.
Вита с лязгом швырнула клинок обратно в ножны:
– Ну тебя к чертям, Бэла! Что ты такое говоришь? Забирай свою описавшуюся от ужаса богиню, и постарайтесь обе не попадаться мне на глаза как можно дольше!
– Не совершай ошибку, детка, – предупредил Хешшкор. – Убей ее! Кто убьет бессмертного, сам может стать бессмертным, это твой шанс!
– Да на кой оно мне, ваше хваленое бессмертие? – устало отмахнулась Вита, направляясь к выходу. – У меня и так есть все, что нужно для счастья.
15. Проблемы и не являющиеся таковыми
Пасмурный день за мозаичными окнами Хешширамана перешел в сумерки незаметно – лишь тучи, застлавшие небо, еще больше потемнели, словно налились свинцом. В окна стучал надоедливый, занудный ноябрьский дождь.
Но все это было там, снаружи. А в обеденной зале горел камин, на столе источали восхитительные запахи ароматические свечи. У порога, словно охраняя покой и уют, царящий внутри, свернулся черно-золотыми кольцами гигантский мудрый змей Аррхх. В низком кресле полулежала распаренная Вита в велюровом халате с узорами и с чалмой из полотенца на голове. Змей чуть виновато косил на нее пурпурным глазом: ему было неловко, что отлучка на этот раз не позволила ему помочь ей, прикрыть спину, оградить от страданий.
Фаирата томно развалилась на стуле напротив, закинув ногу на ногу. Обтягивающее черное трико на изящной фигурке делало ее похожей на девочку-подростка, но присутствующие догадывались, что подобную манеру одеваться она почерпнула не из молодежных журналов мод, а у личного авторитета. Не зря на Валенте Миленион, стоявшей с чашкой кофе у окна, было фиолетовое платье, хотя раньше этому цвету она не отдавала предпочтения.
– Мой племянник – бессмертный, – отрешенно проговорила она уже в пятый раз, устремив невидящий взор в заоконную даль. – Уссаться можно!
– Грубая ты, Валента, – лениво промолвила Фаирата. – Такая молодая и такая грубая.
– А у меня с детства был перед глазами пример для подражания, – усмехнулась она, поворачиваясь к Вите; соломенная коса при резком движении упала на грудь. – Как начнет ругаться, так все цветы в доме вяли от смущения.