– Благодарить? – засмеялась она. – Ерунда! Скажи спасибо попугаю! Он маленький лучик света, который осветил тебе путь сюда.
– Маленький лучик света, – повторила Поппи, осторожно гладя его по мягкой зеленой грудке. – Luce,[4] – произнесла она тихо по-итальянски, потом на английский манер: – Лючи. Теперь это будет твое имя, мой маленький лучик света! И мой маленький бедный друг.
– Все мы бедные здесь, – сказала Нетта, беря свою сумочку и кошелек. – И раз уж мы заговорили об этом, пойду-ка я поработаю. Пойдем домой, Поппи, сегодня ты хорошо будешь спать после такого ужина и вина, я тебе точно говорю.
Надев старую уютную фланелевую ночную сорочку Нетты, Поппи с наслаждением потянулась и свернулась калачиком на кровати. Подковылял Лючи и устроился рядом с ней. Нетта улыбнулась, глядя на крошечную птичку с красно-зелеными крыльями, когда он встал на ножки и перебрался Поппи на грудь.
– Эта кроха считает тебя своей матерью, – заметила Нетта. Она засмеялась и стала пудрить лицо и румянить щеки.
– Нетта, – спросила озадаченная Поппи, – где ты работаешь? Что ты делаешь?
– Делаю? – повторила Нетта, повернувшись на каблуках и направляясь к двери. – Господи, да я шлюха, конечно. Я думала, ты поняла.
– Ох, – воскликнула Поппи. – Да, да, конечно, какая я глупая, что спрашиваю!
Когда за Неттой закрылась дверь и Поппи услышала стук ее высоких каблуков по деревянным ступенькам, она нащупала «жемчуга шлюхи» у себя на шее… Возможно, мадам дю Барри была и не такая уж порочная женщина, подумала Поппи, проваливаясь в сон.
ГЛАВА 35
1899, Франция
– Конечно, ты останешься, – настаивала Нетта на следующее утро. – В конце концов, – добавила она, – мне же по ночам не нужна кровать, а?
Потом она расспросила других уличных женщин о работе для Поппи.
– Она в таком отчаянье, – говорила она им с жаром, – и она не такая, как мы; ей не годится быть шлюхой. Пусть она будет убирать вам комнаты. Давайте, давайте, девочки, повышайте уровень жизни – и ваши цены… Чувствуйте себя девочками высшего класса! Meняйтесь! Представьте себе: приходите домой, а там – чистые полы, чистые простыни… и чистое белье – для тех, кто носит белье. И всего за несколько су. Ну и на нашем попечении будет маленький попугай, ему нужны семечки, а?
Дом напоминал Поппи дешевые меблирашки ее детства; в нем был знакомый привкус – привкус вымученной еды, вымученного пота и вымученного секса. Дом был высокий и тощий, с узкой деревянной лестницей, темной и скрипучей, карабкавшейся к нищей каморке в мансарде под ветхой крышей, и благодаря своей новой жизненной роли – уборщицы и прачки – Поппи вскоре удалось познакомиться со всеми его обитателями. С Лючи на плече и тяжелым ведром мыльной воды, нагретой на видавшей виды плите внизу, она старалась отмыть эти давно запущенные комнаты.
Девушке, которая жила в мансарде в постоянной нищете, было всего девятнадцать – столько же, сколько и Поппи. Несмотря на отчаянно надрывный кашель она каждый вечер выползала в сырую ночь – Поппи видела это каждый раз, – искусственный румянец маскировал ее болезненную бледность, кричащий наряд отвлекал внимание от ее ужасной худобы, а веселая усмешка – от ее ветхой одежды. А наутро Поппи видела, как она бредет к себе наверх, изможденная, вверх по бесконечным ступенькам, часто промокшая от ночного дождя и кашлявшая так, словно никогда не сможет остановиться.
– Ничего, скоро перестанет, – сердито отозвалась Нетта, когда Поппи спросила ее о девушке из мансарды. – Это туберкулез. Она не переживет зиму.
– Но мы должны ей помочь, – ужаснулась Поппи. – Что мы можем сделать?
Нетта пожала плечами, но Поппи заметила выражение горечи в ее зеленоватых глазах.
– Ты мне скажи, – беспомощно проговорила наконец Нетта.