– Все равно… Грэг, теперь ты знаешь, где оно. Я должна была сказать тебе, чтобы ты понял все о Елене и позаботился о ней, когда я умру.
Оба они плакали, и я подумал, что мне лучше уйти. Потом я смотрел, пойдет ли мой отец в библиотеку и будет ли искать книгу, но насколько я знаю, он никогда не пытался это сделать. Энджел положили в больницу, где она умерла двумя неделями позже от пневмонии. Я никогда не видел своего отца таким расстроенным – он был просто раздавлен. Но он по-прежнему не заглядывал в книгу.
– А вы? – спросил Майк. Хильярд кивнул.
– Конечно, я заглянул. Тогда это для меня так мало значило. Я никогда не знал Поппи Мэллори или мужа Энджел.
Подъехав в своем кресле к книжным полкам, он вынул томик стихов Китса.
– Видите, – сказал он. – Я не направлял вас по ложному следу. Если бы вы лучше смотрели, вы бы нашли ее сами.
– Мне бы потребовалось десять лет – и вы знаете это, – возразил Майк, глядя, как он вынул из книги конверт.
– Вот он, – сказал Хильярд, протягивая его Майку. – Здесь ваш ответ. И много он вам даст?
Бумага пожелтела от времени и протерлась на сгибах. Майк осторожно развернул листки бумаги. Он прочел то, что написала Энджел, и взглянул на Хильярда.
– Елена? – спросил он удивленно.
– Елена! – с победной усмешкой сказал Хильярд. – Но, как видите, вы опять идете по замкнутому кругу. Вы по-прежнему не знаете, кто она, эта наследница!
ГЛАВА 63
Белый туман почти касался воды Гранд-Канала, изредка разрываясь, когда солнцу удавалось пробиться сквозь его молочно-густую завесу, и тогда казалось, что острова Джудекка и Сан-Джорджо плывут на облаках, пока он снова не смыкался плотной пеленой.
Был первый день карнавала, и люди уже нарядились в костюмы, хотя настоящий праздник должен был начаться только вечером. Известные мастера масок трудились день и ночь, чтобы успеть сделать знаменитые баута – блестящие белые или черные маски, сделанные из папье-маше, закрывавшие все лицо, с прорезями для глаз. Это были самые зловещие из карнавальных масок – и самые безликие. Были и более изощренные, нарядные маски – павлинов, украшенные перьями, которые носили с плащом, тоже отделанным перьями; были и кружевные маски, усыпанные «бриллиантами», и золотые маски попугаев, и фарфоровые маски с кукольными чертами лица. Но старая традиционная баута носилась с черным капюшоном или черной треуголкой и длинным черным плащом до пят – человек становился совершенно безликим, неузнаваемым или мог стать кем угодно, если бы вдруг захотел.
Каждый дюйм палаццо Ринарди словно заново оживал: его мраморные полы сверкали после тщательной полировки, резное дерево сияло, искрились серебро и хрусталь – и все его сокровища мерцали. Рабочие, стоя на стремянках, вставляли сотни свечей в огромные люстры, и команда из дюжины поваров обосновалась на кухне Фьяметты, готовя изысканные блюда для приема, который устраивался сегодня вечером. Франческа царила везде, отдавая команды направо и налево, а потом отменяя их – и доводя всех просто до помешательства, тогда как Ария застыла у телефона в своей комнате, молясь, чтобы он зазвонил.
Она не знала, позвонить ли ей Орландо опять, но она уже столько раз звонила в пансионат с тех пор, как вернулась, что гордость удерживала ее.
– Да, синьорина, – отвечали ей там. – Синьор вернулся. Мы ему передадим, что вы звонили.
Но Орландо до сих пор так и не позвонил ей. Она не разговаривала с ним с тех пор, как еще до Рождества сказала ему, что летит в Лос-Анджелес с Карральдо. Конечно, он не мог не знать, что она не хотела ехать. У нее не было выбора, и когда они оказались в Америке, казалось, Карральдо вообще не собирался возвращаться. Обращаться с просьбами к матери было глупо, потому что она была без ума от роли блестящей дамы из общества.
– Никто не может сказать, что Франческа Ринарди не произвела впечатления в Голливуде! – восклицала она, когда они наконец уезжали домой; ее чемоданы были нагружены новыми туалетами. Особенно она гордилась платьем, которое собиралась надеть сегодня вечером. Это было сплошное облако белого шелковистого шифона, расшитое от шеи до подола серебром и хрустальными бусинами – оно было создано специально для нее Бобом Мэки, королем модельеров Голливуда. К платью у нее была особая маска.
Сегодняшний вечер должен был стать триумфом Франчески, и она собиралась выглядеть сногсшибательно. И сегодняшний же вечер должен был стать апофеозом отчаянья Арии, потому что в присутствии трех сотен человек должно было быть объявлено об их помолвке с Энтони Карральдо. Хуже всего, что он сказал ей – он хочет, чтобы немедленно после этого она вышла за него замуж – неделей позже, если согласится, конечно.