Он убил первого врага быстро и уверенно, взмахнув над головой топором, как перед этим Слагфид, но использовал его заднюю часть, а не лезвие, чтобы разбить голову в шлеме стоявшего напротив врага. Казалось, он услышал голос сына, подбадривавшего его с вершины утеса, или сам Локи принялся нашептывать ему на ухо обещание, что его имя войдет в великие саги, но Стирбьёрн отбросил всяческую осторожность, взобрался на перила, вцепился левой рукой в украшавшего нос «Морского орла» зверя, а правой ухватился за нижнюю часть топора. С невероятной силой – и потрясающим для пьяницы чувством равновесия, подумал Сигурд, – он шагнул вдоль перил, издав оглушительный рев, взмахнул топором по большой горизонтальной дуге, опустил тупой конец на щит одного из врагов и сбил его с ног. Тот налетел на стоявших рядом товарищей, и они рухнули на палубу, превратившись в кучу переплетенных ног и рук. В следующее мгновение Стирбьёрн поднял топор, снова размахнулся, ловко крутанул его и отрубил голову своему противнику; остальные тут же попрятались за щиты. Собравшиеся на утесе зрители принялись одобрительно кричать, и громче всех Свейн, а воины на борту «Морского орла» застучали по щитам, показывая команде «Рейнена», что они в этом сражении не одни.

– Никогда не видел ничего подобного! – вскричал старик с седой бородой.

Сигурд тоже никогда не слышал ни о чем подобном. О таком рассказывали в песнях у очага, как и о том, что произошло дальше, потому что в самых лучших историях всегда есть печальная часть. Стирбьёрну следовало спуститься на палубу, на несколько мгновений спрятаться за щитом и насладиться славой, которую он завоевал, но его поглотила жажда крови, или в нем было слишком много хмельного меда, потому что он снова замахнулся топором. Но на сей раз рукоять ударила в голову зверя на носу «Морского орла» – видимо, зацепилась за заостренные уши, – и, прежде чем Стирбьёрн сумел исправить положение, воин, находившийся на носу вражеского корабля, вонзил копье ему в живот.

Стирбьёрн сложился пополам, и его товарищи сумели стащить его на скамью, а Свейн запустил руки в огненно-рыжие волосы.

– Проклятые сукины дети, – пробормотал старик и покачал головой.

Сигурд хотел сказать Свейну, что, возможно, рана не слишком серьезная, и посмотрел на Аслака, но тот покачал головой, потому что вражеский воин вложил в свой удар копьем достаточно силы и ярости, чтобы остановить атакующего кабана. Это было понятно даже с того места на вершине уступа, где они стояли, и по стону великана, промчавшемуся над водой и заглушившему грохот сражения. Кроме того, Стирбьёрн не носил доспехов, потому что не мог позволить себе заказать такие, которые подошли бы к его огромному телу.

«Возможно, именно об этом предупреждал ворон», – подумал Сигурд, потому что тот замолк. Стирбьёрн обрел славный конец, уготованный ему норнами. Но его гибель нанесла серьезный удар по «Морскому орлу», чья команда была потрясена тем, что они так рано потеряли воина, сражавшегося на носу. Размахивая топором Стирбьёрна, могучий боец по имени Эрленд пробился на нос драккара и одним ударом, каким мог бы гордиться сам Стирбьёрн, отрубил руку врага у самого плеча, но в следующее мгновение в лицо ему угодила стрела, и он свалился за борт прежде, чем товарищи успели подхватить его.

Люди Рандвера превратились в гончих, почуявших запах крови; они бросились вперед, и Сигурд понял, что ситуация резко ухудшилась, потому что команда другого вражеского корабля, закрепившаяся у правого борта «Морского орла», увидела, как лихо их товарищи сражаются на носу, а успех рождает успех.

– Ярл Харальд должен отправить подмогу «Морскому орлу», – сказал Аслак.

– Еще рано, – покачав головой, пробормотал Сигурд.

– Почему? И почему корабли конунга им не помогают? – спросила Руна, прикусив нижнюю губу и рассеянно срывая белую кору с березы, к которой прислонилась.

Это был настолько хороший вопрос, что Сигурд не знал, что ответить. Однако страх, застывший в глазах сестры, вынуждал его сказать хоть что-нибудь.

– Два корабля ждут либо когда все люди Рандвера вступят в сражение с «Морским орлом», либо когда часть из них переберется на его палубу; тогда на вражеском драккаре останется слишком мало воинов с копьями и люди Бифлинди легко его захватят.

Руна кивнула, но Аслак поджал губы, потому что это был почти хороший ответ. Однако Сигурд знал, что он похож на туман и рассеется в любой момент, когда кто-то из них спросит, почему остальные пять драккаров конунга, стоящие в стороне, не вступили в бой с двумя другими драккарами Рандвера. Они находились в проливе, выстроившись в линию, слева от «Олененка» и плота, сооруженного Харальдом, поливали друг друга стрелами, но сохраняли дистанцию. Сигурд не видел причин, объяснявших, почему пять драккаров Бифлинди давным-давно не разобрались с двумя кораблями врага, или почему конунг не приказал одному из своих кораблей уничтожить драккар рядом с «Олененком».

Харальд отправил отряд воинов на «Олененка», возможно, по просьбе Солмунда, а может, и нет. Затем ярл дал знак стоявшему рядом с ним воину по имени Ингвар, тот подошел к борту «Рейнена», поднес к губам рог и протрубил длинную ноту, повернувшись на север, в сторону Авальдснеса.

– Конунг должен вступить в схватку, – сказал Свейн сквозь стиснутые зубы – первые слова, которые он произнес после смерти отца.

Сигурд кивнул, хотя мысленно продолжал слышать набиравшее силу карканье ворона, доносившееся из соснового леса, и, ему казалось, будто тот смеется над повторяющимся сигналом рога.

Конунг Горм не пришел.

– Смотрите! – вскричал один из парней из Копервика, показывая на два драккара, которые правитель послал мимо кормы корабля ярла Харальда на защиту правого борта «Морского орла».

– Давно пора, – заявил старик с седой бородой, взглянув на Сигурда запавшими глазами. – Он и так слишком долго оставлял твоего отца под огнем.