Маркос ничего не ответил. Тем временем солнце, пробившись сквозь тучи, теплым пятном легло на обросшие лица братьев. Рейтан зажмурил глаза. Маркос, раздвинув руками колючий терновник, пролез в бункер. После солнечного тепла в лицо пахнуло сыростью и холодом. Слышно было учащенное, хриплое дыхание раненого. Освоившись с темнотой, Маркос подошел к брату, приложил ладонь ко лбу — тот весь горел, кровь резкими толчками пульсировала в висках, глаза были закрыты. Он спал беспокойным сном тяжело раненного человека. Живот был перевязан разорванной на полосы нижней рубашкой. Намочив в стоявшей рядом кружке с водой тряпку, Маркос положил ее брату на лоб. Это, видимо, принесло ему облегчение: он перестал хрипеть.

В бункер протиснулся Рейтан:

— Спит?

— Спит.

— Послушай, Маркос, а может, попытаться найти доктора?

— Тише, он спит. Давай вылезем наверх.

Братья выбрались из бункера. После грозы солнце палило с удвоенной силой. На сосне трудолюбиво постукивал дятел.

— Доктора, говоришь? А где ты его возьмешь? И вообще-то, чем он сможет ему помочь? Уж если пуля попала в живот, надеяться не на что.

— Это верно, но все же… Только вот где найти доктора?

— Возле Побикр я видел три грузовика с солдатами. Там, наверное, сейчас облава. И милиция всюду шныряет.

— А Молот не успел даже шелохнуться. Сукин сын, так уделать парня! Что теперь мать скажет?

— А может, отвезти его домой?

— Но как?

— Да, ничего не поделаешь. Он говорил тебе что-нибудь?

— Кто, Рымша?

Маркос кивнул головой.

— Вначале держался, а потом… Должно быть, у него начались сильные боли. Ксендза просил позвать. Умолял спасти.

— Черт побери, а тут, как назло, такая погода! Дождь кончился… Приход отсюда недалеко, если до вечера продержится, то приведем ему ксендза.

— И мать надо было бы привести, обязательно. Вот уж будет убиваться.

— Что поделаешь. Такая наша доля.