– Мы спрашиваем не об этом, мистер Вечорек. Да, вы ведь сказали, что никогда не видели Нормана Черча в парике, это верно?

– Да, я так сказал.

– Вы знали, что он снимает эту квартиру под вымышленным именем?

– Нет, не знал.

– Значит, вы многого не знали о своем друге, не так ли?

– Полагаю, что да.

– Следовательно, если мистер Черч был убийцей, которым считает его полиция, и использовал маскировку, как, по мнению полиции, это делал убийца, разве не следует предположить…

– Возражение! – сказала Чандлер.

– …что в квартире…

– Возражение!

– …должно быть что-нибудь вроде такого парика?

Судья Кейес поддержал протест Чандлер против гипотетического допущения и выговорил Белку за то, что он продолжал спрашивать даже после того, как было выдвинуто возражение. Белк стоически выдержал разнос и заявил, что больше вопросов не имеет. Когда он сел, по его лицу стекали струйки пота.

– Это лучшее из того, что вы могли бы сделать, – прошептал Босх.

Проигнорировав его слова, Белк вытащил носовой платок и вытер лицо.

Приобщив к делу видеозапись, судья объявил перерыв. Когда присяжные вышли из зала заседаний, к Чандлер быстро подошли несколько репортеров. Босх понимал, что это главный показатель того, как на самом деле идут дела. Журналисты всегда тянутся к победителям, причем явным победителям – таким всегда легче задавать любые вопросы.

– Давайте подумаем вот о чем, Босх, – сказал Белк.

– Шесть месяцев назад мы могли бы урегулировать этот вопрос за пятьдесят тысяч. Судя по тому, как пошли дела, это просто семечки.

– Вы сами в это верите, не так ли? – резко повернувшись к нему, сказал Босх (оба стояли возле ограждения, ограничивающего доступ к столу защиты). – Во все это. В то, что я убил не того, и в то, что мы подбросили ему все, что связывало его с убийствами.

– Во что я верю, не имеет значения, Босх.

– Да пошел ты, Белк!