Это было неплохое представление, но тут важно было не переборщить, и Чандлер это понимала. Вместо того чтобы оставить неприятные моменты на потом, чтобы они выявились на перекрестном допросе, она в конце концов спросила Дебору Черч: почему же, если все было так чудесно, ее муж оказался в той квартире над гаражом, которую он снимал под вымышленным именем?

– У нас были некоторые трудности. – Она сделала паузу, чтобы промокнуть глаза салфеткой. – Норман испытывал сильный стресс – он нес большую ответственность в своем конструкторском отделе. Ему нужно было как-то снять напряжение, и поэтому он снял эту квартиру. Он говорил, что ему нужно побыть одному. Подумать. Я ничего не знаю насчет той женщины, которую он туда привел. Думаю, он впервые сделал что-нибудь подобное. Он был наивным человеком. Я думаю, она это заметила. Она взяла у него деньги, а потом позвонила в полицию и рассказала эту безумную историю о том, что он и есть Кукольник. Наверно, это было своего рода расплатой.

Босх написал что-то в блокноте, который держал перед собой, и передал его Белку, который прочитал записку, а затем что-то записал в своем собственном блокноте.

– А как насчет косметики, которую там нашли, миссис Черч? – спросила Чандлер. – Вы можете это объяснить?

– Единственное, что я могу сказать, – я бы знала, если бы мой муж был этим чудовищем. Я бы знала. Если там нашли косметику, значит, ее подложил туда кто-то другой. Возможно, после того, как он умер.

Босх почувствовал, как все смотрят на него, – ведь вдова только что обвинила его в том, что он после убийства ее мужа подбросил вещественные доказательства.

После этого Чандлер перешла на более безопасные темы вроде отношений Нормана Черча с дочерьми, закончив вопросом:

– Он любил своих дочерей?

– Очень, очень любил! – сказала миссис Черч, и из ее глаз полился новый поток слез. На сей раз она не стала вытирать их салфеткой, предоставив присяжным возможность наблюдать, как слезы катятся по ее лицу и исчезают в многочисленных складках ее двойного подбородка.

Дав ей возможность прийти в себя, Белк встал и занял свое место у кафедры.

– Ваша честь, я снова буду краток. Миссис Черч, я хочу, чтобы жюри это было абсолютно ясно. Вы действительно заявили суду, что знали о квартире, которую снимал ваш муж, но ничего не знали о каких-либо женщинах, которых он мог или не мог туда приводить?

– Да, это так.

Белк заглянул в свои записи.

– Разве вы не сказали детективам в ночь происшествия, что ничего не слышали ни о какой квартире? Разве не вы настойчиво отрицали, что ваш муж когда-либо снимал подобную квартиру?

Дебора Черч не ответила.

– Если это поможет освежить вашу память, я могу предоставить для прослушивания в суде запись вашего первого допроса.

– Да, я это говорила. Я солгала.

– Солгали? Зачем же вы солгали полиции?

– Потому что один из полицейских только что убил моего мужа. Я не… я не могла иметь с ними никаких дел.

– Правда заключается в том, что в ту ночь вы сказали правду, не так ли, миссис Черч? Вы никогда не знали ни о какой квартире.