Запись Бурова о писателе Сергее Семёнове меня заинтересовала, и в Интернете я нашёл электронный вариант романа «Голод».[106] Повествование в нём ведётся от лица 15-летней девочки с чудесным, волшебным именем Фея. Действие разворачивается на фоне одной семьи, и все события, разговоры, чувства персонажей связаны с обостряющимся изо дня в день ощущением голода. События происходят в период с апреля по ноябрь 1919 года. Апофеоз наступает в октябре, когда в разгар Гражданской войны к Петрограду подступают войска белых под командованием генерала Юденича.
Невольно возникла ассоциация с дневниковыми записями Елены Скрябиной. У Феи и Скрябиной одинаковые мысли о том, где и как достать хлеб, чтобы прокормить себя и своих близких. Разница в том, что они оказались по разные стороны политической баррикады. Фея – за красных и страшится прихода белых, поскольку против них воюют её братья, а Скрябина не любит советскую власть: у неё красные в Гражданскую войну расстреляли брата. События в романе Семёнова разворачиваются на фоне обостряющегося чувства голода. Он усиливается настолько, что люди, уже не таясь, начинают обсуждать то, на что до этого не решались. Голод един для всех, он затмевает осторожность, наружу вырывается озлобление людей. В канцелярии, где работает Фея, сотрудники, мечтающие о возврате прежнего режима, открыто говорят: «Когда придут белые, хлеб снова будет по три копейки, будет всего довольно, и коммунистам будет крышка». А затем наступает момент, которого уже никто не страшится: ни те, кто за белых, ни приверженцы советского строя. Ими овладевает безразличие, сопровождаемое одним лишь желанием: «Скорей бы наступил конец всему этому. Всё равно какой». Ситуации 1919 и 1941 годов оказались схожими. История голода повторилась через двадцать с лишним лет. Правда, было одно отличие. Фея имела возможность в поисках продуктов регулярно и без опаски покидать город, а Скрябиной удалось это сделать лишь несколько раз. С началом ленинградской блокады дверь в город захлопнулась с обеих сторон. Немцы не пускали к себе, решив уморить Ленинград голодом, а органы НКВД в блокированном городе строжайше следили за тем, чтобы никто его не покинул и, не дай бог, не перебежал бы на сторону врага. По выражению академика Дмитрия Лихачева, возникла «внутренняя блокада». Ленинградцы оказались в двойной мышеловке. Последствия ленинградского голодомора оказались ещё более ужасающими, чем голод в 1919 году. Жертвой её стал сам писатель Сергей Семёнов. На момент смерти ему было 49 лет.
Лееб:
Полёт в штаб-квартиру фюрера. Он настаивает на том, чтобы 2-й и 10-й армейские корпуса и дальше удерживали свои позиции. Разговор с фюрером с глазу на глаз. Я обратился к фюреру с просьбой об отставке по состоянию здоровья.
Буров:
С ночи идёт борьба с огнём, полыхающим на Невской линии Гостиного двора. И что обиднее всего, пожар в Гостином дворе возник не от бомбёжки, не от обстрела. Причиной стала непростительная нерадивость работников магазина, находившегося на углу Невской и Перинной линий. Продавались здесь противогазы. И вот в этом магазине из-за неаккуратного обращения с огнём начался пожар.
Если не считать голода, пожары стали настоящим бичом осаждённого города.
Возобновились прерванные 10 января наступательные действия войск Волховского фронта. Одновременно снова перешла в наступление 54-я армия Ленинградского фронта.
Скрябина:
Наконец-то похоронили Каролину. Наша энергичная управляющая домом разыскала какую-то племянницу покойной, подействовала на неё соответствующим образом, и эта племянница явилась уже с гробом и увезла старушку. Обитатели нашей квартиры обрадовались – покойница вывезена.
Сегодня, когда шла из столовой, поразилась тому, что буквально на каждом шагу встречала детские салазки с покойниками. Этих несчастных жертв голода везут на кладбище и на больших санях, где помещается несколько трупов. Из-за каких-то холстин торчат голые ноги. Покойникам обувь не нужна. Подумать только, что есть люди, которые извлекают выгоду даже в эти страшные дни.
Ведь с самого начала бомбёжек появились мастера, которые занимаются воровством в разбитых квартирах и раздеванием трупов. Они сыты и процветают. Кстати, такие элементы имеются и в нашем доме. В прошлом это была бедная семья. Но с первых дней войны глава этой семьи поступил на работу по раскопкам. Теперь их не узнать: одеты в шелка, меха и каждый день сыты.
Автор:
В дневнике барона фон Грисенбека, порученца командующего группой армий «Север», описан эпизод, названный им «Уход Лееба». Грисенбек рассказывает, что «фельдмаршал попросил по соображениям плохого состояния здоровья освободить его от обязанностей командующего группой армий «Север» и возложить эту функцию на молодого кандидата. 13 января фюрер отклонил эту просьбу. Он остался при своём мнении даже после полуторачасовой беседы с Леебом, которую вёл с ним в этот же вечер наедине».
Запись Скрябиной дополняют современные свидетельства блокадников. В книге Л. Лурье и Л. Малярова «Ленинградский фронт» приводится страшный рассказ Нины Москаленко, жительницы блокадного Ленинграда. Людей не просто не хоронили, дело доходило до глумления над трупами. Когда она повезла хоронить своего ребёнка на Волковское кладбище, то увидела пирамиду из женских трупов: «Во весь рост выставлены, голые, и у всех развёрнуты ноги. Что за люди это сделали? Было страшно смотреть… Стоит такая же пирамида из мужских трупов».[107]
Лееб:
Возвращение в Псков, в штаб группы армий «Север». Обсуждение обстановки вместе с генерал-полковником Бушем.
Наступление противника по всему фронту вдоль Волхова. Прорыв противника в полосе обороны 126-й пехотной дивизии.
Буров:
Сведения, поступающие с передовых, весьма скупы: в результате активных действий части Ленинградского фронта уничтожили несколько сот гитлеровцев.