— Идти, говорю, недалеко. До свидания. Или прощай?
— До свидания, конечно. Гляну по-быстрому, что к чему, и обратно, — сказал Николай, протискиваясь к выходу.
— Назад-то я еду аккурат в это время, — крикнула Баба, когда Николай уже был в дверях. — Да, имей в виду: не скоро еду, может, через неделю, может, через две, а может, и через три…
Двери вагона захлопнулись, и поезд тронулся к следующей станции, а Николай замер спиной к перрону, не решаясь обернуться…
Досчитав до трех, Николай решительно двинулся в сторону выхода. Станция была той же, но пассажиры изменились. Он и забыл, как все выглядело: серо и невыразительно. Зато Николай выделялся из толпы: в дорогой легкой дубленке, с элегантным пластиковым чемоданом на колесиках, который встречные с интересом разглядывали.
«Чемоданов, что ли, не видели? — бурчал Николай. — Впрочем, таких однозначно не видели: иностранцы ходят по метро только группами с фотоаппаратами, а не в одиночку с багажом. Надо сверить часы. Над тоннелем светится 14:02, на моих столько же. Отлично, часы Баба синхронизировала. Осталось выяснить, какой сейчас год и день…» Вопрос был не праздный — идти он мог только домой, а в это время дня все обычно на работе. Зайти из метро к «себе» в райком? Не годится, возникнет много ненужных вопросов. Да и мало ли, что будет, если он столкнется с собой молодым? Правда, здесь он полагался на Бабу: скорее всего, это она предусмотрела.
Николай вышел на улицу — начало Новокузнецкой — и застыл, озираясь. Ему хотелось поглубже вдохнуть в себя этот воздух прошлого, эти запахи молодости. Москва была просторна, нетороплива и малолюдна. Точнее — маломашинна. Эту Москву не теснили палатки и магазинчики. Огромная площадь Павелецкого вокзала была пуста и просторна, над ней не нависали громады офисных новоделов «а-ля» сталинский ампир. Тротуары находились полностью во власти пешеходов, а Садовое кольцо можно было перейти поверху, не сильно рискуя. И никакой рекламы. Привычное давление забитой толпой, машинами и рекламой улицы стало спадать, пока не улетучилось совсем. Губы Николая расплылись в умильной улыбке, а затем, собравшись в трубочку, стали насвистывать «Мой адрес — Советский Союз». Он подхватил чемодан и знакомыми переулками двинулся в сторону дома.
«Эх, Бабуся, — припевал про себя гость из будущего, — спасибо тебе, дорогая, какая Куба сравнится с таким приключением?! И три недели, и три месяца могу тут благоденствовать, денег по их меркам у меня даже больше, чем нужно, все возможные ходы записаны наперед. Да я тут буду царь, бог и воинский начальник! Ладно, сегодня у меня день приезда: обустроюсь, пообщаюсь со старыми друзьями, поучу их уму-разуму, а дальше — видно будет…»
До дома Николай дошел быстро и без приключений, веселился, встречая на себе изучающие взгляды прохожих и читая совсем не такие частые, как казалось когда-то, плакаты наглядной агитации: «Слава Великому Октябрю!», «Решения XXVI съезда КПСС — в жизнь!», «Ленинизм — наша сила!», «Коммунизм — это молодость мира!»… Хороша агитация: такую замечательную идею продать не смогли! Социализм — это же товар самого массового спроса! Дали бы нам в отдел пропаганды пару пиарщиков и рекламщиков из любого будущего агентства, может, и с перестройкой бы все обошлось…
Николай позвонил в дверь без особой надежды на отклик. Однако через минуту дверь открыли — это была Татьяна.
— Привет! — обрадовано воскликнул гость, широко улыбаясь.
— Здравствуйте… Вы к кому? — Татьяна не сводила глаз с Николая. В дверь выглянул Симутин-младший.
— Привет, Коля, ты уже вернулся?! — спросил он.
— Как видишь, Васек, — улыбка Николая растянулась еще шире, — Тань, дашь войти или так и будешь держать меня на пороге?
— Коля, это в-в… ты?
— Я, я, принимай гостя из будущего!
— Так, значит, это была правда?!.
— Ага, значит — после, — заключил Николай.
— Что — после?
— Я прибыл