И хотя не следовало бы тебе получить от меня никакого снисхождения, всё же обещаю тебе, что, если ты придёшь ко мне с покорностью, получишь без выкупа и мать, и жену, и детей.
Я умею побеждать и щадить побеждённых. А когда будешь мне писать, не забудь, что ты пишешь не просто царю, а своему царю – царю Азии.
Не вздумай обращаться ко мне как к равному. Если тебе что нужно, обращайся ко мне как к своему господину. Если же ты хочешь оспаривать у меня царство, то стой и сражайся за него, а не беги, ибо, где бы ты ни был, я найду тебя».
Станция Уйнарга
…Он спрыгнул с вагонной подножки на гравиевую насыпь.
Было облачно и ветрено. Под ноги летели сухие тополиные серёжки.
Невзрачное, отдалённо напоминавшее средневековый готический замок здание вокзала выделялось среди зелени деревьев жёлтым тусклым пятном в тон отцветающим пыльным облачкам одуванчиков. По обочинам железнодорожного полотна сохли пласты скошенной травы.
У него было такое ощущение, будто он постоянно находился в дороге. Уехал из дома, но никуда не приехал. Никто его не ждал, и ему никто не был нужен. И это почти не тревожило его.
В воздухе стояла густая смесь запахов сена, тополиных листьев, черёмуховой коры, пыли и мазута.
– Автобуса, как всегда, нет… – раздался за его спиной раздражённый женский голос.
Он оглянулся. На обочине стояла молодая женщина и, прикрыв ладонью глаза, напряжённо всматривалась в площадь перед старинным зданием вокзала.
…Они ехали в одном вагоне. Лица женщины он не разглядел – она села на поезд в пути поздно вечером на одной из небольших станций, – но голос её запомнил.
Общий вагон был переполнен. Она долго искала место, где бы можно было устроиться, и наконец остановилась около его купе.
– У вас свободно? Спасибо.
Села напротив него – там нашлось узкое пространство между двумя женщинами, достаточное для её хрупкой фигуры.
В вагоне всю ночь стоял глухой шум: позвякивали ложечки в стеклянных стаканах, слышался мужской храп, чьи-то стоны во сне; из соседнего отсека доносилась сбивчивая беседа демобилизованного полупьяного солдата с попутной девушкой, вынужденной терпеть навязчивого собеседника. От столика у окна тянуло лежалой колбасой, варёными яйцами; снизу, от пола, шёл терпкий стойкий запах прелой обуви. До поздней ночи их соседи, отставной военный и две его попутчицы, резались в карты, обсуждая последние политические события и делясь рецептами маринования раннеспелых огурцов.
Он был рад, что ему никто не докучал расспросами. Если бы не взгляды молодой женщины напротив, бросаемые на него в моменты вспышек пристанционных фонарей за окнами поезда, ночь прошла бы в сладкой дремоте. Взгляды казались ему изучающими, ироничными, и это раздражало его.
Незаметно за окнами вагона стало светать. До станции Уйнарга, указанной на его железнодорожном билете, оставалось, судя по расписанию, висевшему в начале вагона на двери проводницы, ещё полчаса, но он встал и направился в тамбур, не желая вступать в пустой, ненужный разговор с той молодой женщиной в случае, если они и правда раньше были знакомы.
Женщина сошла на его станции. Оказалось, что она тоже едет в село Подберёзкино.
– Ты, конечно, не узнал меня?