6. Несладкая доля волонтера

Во вторник днем Ханна, переодевшись после школы в футболку сливочного цвета и мешковатый кашемировый кардиган, решительно поднялась по ступенькам к двери клиники пластической хирургии и послеожоговой реабилитации. Те, кто лечился здесь от ожогов, называли клинику «Уильям Атлантик». Для тех, кто приходил сюда на липосакцию, привычнее было название «Билл Бич».

Здание клиники стояло в глубине леса, и сквозь кроны величественных деревьев проглядывал лишь кусочек голубого неба. В воздухе разливался аромат диких цветов. В такой дивный денек ранней осени Ханна предпочла бы развалиться у бассейна в загородном клубе и смотреть, как парни играют в теннис. Или устроить многокилометровую пробежку, чтобы сбросить жирок, накопленный за ночь, пока она заедала чипсами волнение, вызванное неожиданным визитом отца. А то и просто понаблюдать за муравейником или присмотреть за соседскими шестилетними двойняшками-сорванцами. Да чем ни займись – все было лучше вынужденного волонтерства в ожоговой клинике.

Для Ханны волонтерство было сродни ругательству. В последний раз она занималась этой ерундой в седьмом классе, когда они устроили благотворительный показ мод в роузвудской школе. Девчонки нарядились в дизайнерские шмотки и дефилировали по сцене; зрители делали ставки на их наряды, и вырученные деньги шли в благотворительный фонд. Эли щеголяла в роскошном платье от «Кельвин Кляйн», и какая-то худющая вдовушка взвинтила на него цену аж до тысячи долларов. Ханна надела чудовищное платье от «Бетси Джонсон» – неонового цвета, с оборками, – в котором выглядела еще толще. Единственным, кто поставил на ее наряд, оказался ее родной отец. Неделю спустя родители объявили о разводе.

И вот теперь отец вернулся. Вроде того.

Когда Ханна вспоминала вчерашнее появление отца, на нее разом накатывали головокружение, тревога и злость. С момента своего чудесного преображения она мечтала о встрече с отцом и воображала, как предстанет перед ним – стройная, популярная, уверенная в себе. В ее мечтах он всегда возвращался вместе с Кейт, располневшей и прыщавой, и на ее фоне Ханна выглядела еще краше.

– Эй, полегче! – крикнула она, когда кто-то резко распахнул дверь, едва не заехав ей по лбу.

– Смотреть надо, – услышала она в ответ.

И тут Ханна подняла взгляд. Она стояла у распашных стеклянных дверей рядом с каменной пепельницей и большим вазоном с примулой. Из клиники вышла Мона.

У Ханны отвисла челюсть. Такое же удивленное выражение промелькнуло на лице Моны. Какое-то мгновение девушки разглядывали друг друга.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Ханна.

– Навещала мамину подругу. Она сиськи сделала. – Мона перекинула через веснушчатое плечо прядь белокурых волос. – А ты?

– М-м, та же история. – Ханна недоверчиво взглянула на Мону. Встроенный детектор лжи подсказывал, что Мона привирала. Впрочем, и Мона могла заподозрить обман с ее стороны.

– Ладно, я пошла. – Мона затеребила ручки бордовой сумки-тоут. – Позвоню.

– Хорошо, – хрипло произнесла Ханна. Они разошлись в разные стороны. Ханна обернулась и посмотрела на Мону, убедившись в том, что и Мона тоже поглядывала на нее через плечо.

– А теперь – внимание, – сказала Ингрид, дородная, деловитая старшая медсестра-немка. В смотровом кабинете она учила Ханну чистить мусорные ведра. Подумаешь, премудрость какая!