— Это любимое платье Питера, — призналась она, сомневаясь в том, что глубокий вырез на груди соответствует стилю. Хотя кто лучше разбирается в деталях моды, чем Питер?

— Такого теперь не увидишь, — заметил Питер. — Вырез под мышками и вокруг пупка — пожалуйста, но не на груди. А мне это нравится.

Пока Маргарет убирала суповые тарелки, Беверли поймала взгляд Тони, устремленный на вырез платья, и невольно вспыхнула. Может, бедняге осточертели все эти худенькие обедающие дамы с тощей грудью, затянутой в шестой размер? Беверли гордилась своей грудью. Она была не просто большая, она еще и не обвисла после рождения двух детей. У нее был размер 36-Б. Даже в Уэллесли у нее был 36-А. Однажды она услышала, как девица из студенческого городка сказала о ней: «Большие сиськи 1918-го». Беверли сочла это завистью, потому что сама девица в верхней части была мальчиком-подростком. Во время беременностей груди вздувались до гигантских размеров. Питер предупреждал, что ее могут изнасиловать, на улице, если она не будет осторожна. Это было, когда она носила Питера-младшего, чуть больше двух лет тому назад. Сразу после рождения сына Питер бросил работу в «Таймс», где ему всегда не нравилось, и пошел к Тони Эллиоту, издателю и основателю «Тряпья». Почему Тони выбрал такое безвкусное название для газеты о модах, Беверли понять не могла.

— Ах! — воскликнул Тони при появлении Маргарет с вином. — Восхитительно. «Либфраумильх».

— Надеюсь, оно вам понравится, — сказала Беверли.

— Знаете, это одно из самых любимых моих вин.

— Дорогая, я слышу невероятный запах, — сказал Питер. — Ты не говорила, что за деликатес вы с Маргарет сотворили на ужин.

— Я хотела сделать сюрприз.

— Если это будет хоть наполовину такой же чудный сюрприз, как суп, я уже покорен, — сказал Тони.

— Это довольно необычное блюдо, — пояснила Беверли. — Для нас, во всяком случае. Обычно мы едим очень просто. Говядина, картофель, ребра и все такое. Питер обычно говорит, что пресыщен деловыми обедами и у него не остается места для хорошей еды. Вы не поверите, но иногда он ужинает крекерами с домашним сыром.

— Дорогая, — улыбнулся Питер, — не выдавай все домашние секреты, ладно? Некоторые вещи остаются священными. — Он пригубил вино. — Оставим право судить непревзойденному эксперту, мистеру Эллиоту.

Питер наполнил бокалы Беверли и Тони.

— Вполне приличное, — сказал Тони, поднимая бокал. — Я предлагаю тост за исполнение несбывшихся желаний.

— Я выпью за это, — согласился Питер.

Беверли пожалела, что выпила перед ужином два мартини вместо одного. Привычное подергивание левой брови могло означать только одно: начало приступа мигрени.

— Дорогая, — сказал ей Питер, — ты не присоединяешься к нашему тосту?

Она коснулась лба, будто легкое прикосновение пальца могло унести головную боль.

— Через минуту. Извините меня, пожалуйста. Наверное, надо принять таблетку. Голова разболелась.

Питер и Тони встали, когда она пошла на второй этаж, где у нее были лекарства.

— Мне искренне жаль, — сказал Тони.