Прежде чем поцелуи и тяжелые ласки могли зайти слишком далеко, он отстранялся, и тогда я слышала:

— Спи, malyshka (прим.пер: Малышка). Я устал.

Мужчина не уставал. Он спал в среднем три часа в сутки. Обычно я просыпалась среди ночи и обнаруживала его сидящим за островком за ноутбуком или просматривающим бумаги. Он был таким сексуальным в три часа ночи, что я не могла удержаться, чтобы не сесть к нему на колени и не поцеловать его в губы и шею, пока он не заворчал от разочарования и не сказал мне, чтобы я пошла и уложила свою задницу обратно в его кровать.

На третью ночь я даже скрестила руки на груди и отказалась лечь с ним в постель. Он усмехнулся, поднял меня с дивана и понес в спальню.

Я разочарованно вздохнула, простонав:

— Я чувствую себя использованной.

И перевернулась на бок.

В его тоне сквозило веселье.

— Как так?

— Ты ешь мой ужин, а потом не занимаешься со мной сексом. Это невежливо, Кристиан.

Он рассмеялся. Этот теплый, глубокий смех был слишком сексуальным, чтобы злиться.

Обычно он отправлялся в спортзал и принимал душ еще до того, как я просыпалась. Но пару раз я просыпалась, чтобы сходить в туалет, и обнаруживала, что он бреется у раковины.

— Мне нужно пописать, — сказала я.

— Тогда пописай.

Он не сделал ни малейшего движения, чтобы уйти.

Я колебалась.

Я не была скромной в своих физических функциях, но когда я сидела на унитазе и писала перед Кристианом Аллистером, это было настолько табу, что заставляло меня извиваться. И это могло меня немного завести. Его насмешливый взгляд скользнул ко мне, когда я закончила свои дела, глупый румянец поднялся к моим щекам, когда я поняла, что он, вероятно, мог прочитать мои искаженные мысли на лице.

Закончив, я села на раковину перед ним, положив ноги по обе стороны от него. Я откинулась на руки, просто глядя на него и на ровные движения бритвы.

Уголок его губ приподнялся.

Именно тогда я поняла, что люблю смотреть, как он бреется.