Оперативная группа по расследованию преступлений ангарского маньяка была создана летом 2002 года двумя ведомствами совместно — Генпрокуратурой и Министерством внутренних дел. Возглавил следствие Валерий Костарев, а оперативным сопровождением занялся старший уполномоченный МВД полковник Сергей Державин — он руководил той частью группы, которая занималась оперативно-разыскной деятельностью: поиском свидетелей и их опросом, наведением справок, сборами образцов для сравнительного исследования, исследованием предметов и документов и так далее. Эта структура сохранялась все 16 лет, что существовала «маньячная группа»: представители МВД курировали работу в поле, а следователи из прокуратуры и впоследствии Следственного комитета — аналитику: они выделяли наиболее перспективные версии, ставили задачи перед оперативниками, проводили допросы.
Приезд «москвичей» насторожил иркутское руководство МВД. Многие были уверены, что истинная причина создания группы не маньяк: на самом деле Москва хочет изнутри посмотреть на работу местных структур и, вероятно, кого-то наказать. «Такие серийные преступления — это ЧП, — объясняет Артем Дубынин. — Никто не хочет на себя брать ответственность за то, что вовремя не разглядел серию, поэтому долгое время все это замалчивалось и прикрывалось». Все мои собеседники, работавшие в «маньячной группе», — а их было восемь человек, — рассказывают, что команду Державина и Костарева побаивались, ненавидели и всячески старались вставлять ей палки в колеса.
Как вспоминает Державин, местное руководство МВД не раз намекало ему, что найти виновного в преступлениях, которые случились несколько лет назад, практически невозможно — и именно поэтому в их группу «ссылали» так называемый балласт: самых неугодных сотрудников или молодых специалистов. Когда Державин с Костаревым просили выдать им более опытных оперативников, им отвечали примерно следующее: «Ваша группа — это неактуально. Раскрывать [новые] убийства — это актуально».
Одним из самых молодых членов «маньячной группы» стал вчерашний выпускник милицейского училища Артем Дубынин — когда он приехал в Ангарск, ему не было еще и двадцати лет.
Артем Дубынин родился в 1983 году в Усолье Сибирском — восьмидесятитысячном промышленном городе в 70 километрах от Иркутска. Отец будущего оперативника работал на стройке, мама — на химическом заводе; семья долго жила в общежитии, пока стояла в очереди на собственное жилье — и в 1992 году наконец получила двухкомнатную квартиру. Вскоре после переезда мама отвела девятилетнего Артема в районную библиотеку и оформила ему читательский билет. Его первой книгой стал «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» Александра Волкова: мальчику нравилась главная героиня, прилетевшая в волшебную страну из американского Канзаса Элли, ее дружелюбие — и то, как она «шла к своей цели и никого не боялась».
После этого Дубынин стал читать все подряд. Отчасти — вынужденно: ни приставки, ни видеомагнитофона в доме не было; семья рабочих в начале 1990-х вообще жила небогато. Иногда денег не хватало даже на еду, и на помощь приходили бабушка с дедушкой, которые хотя бы получали пенсию от государства: покупали масло или вещи, чтобы Артем и его младший брат Егор могли пойти в школу. Когда братья подросли, они и сами начали подрабатывать на стройках, помогая отцу, который в те годы брался за любую работу — был и сварщиком, и монтажником.
Галину Дубынину, мать Артема, с наступлением новой эпохи с химического завода сократили. Она устроилась технологом на спичечный комбинат, но скоро закрыли и его — и Дубынина пошла работать в школу. На пенсию она вышла учительницей физкультуры. Сыновьям новая мамина работа нравилась — спортзал всегда был в их распоряжении, и после школы они с друзьями часто приходили играть в баскетбол или волейбол, а по домам расходились, уже когда было темно.
Как вспоминает Артем, большую часть свободного времени в школьные годы он проводил на тренировках — с девятого класса он начал заниматься легкой атлетикой и часто ездил на слеты и соревнования. Спорт не мешал ему хорошо учиться. Любовь к литературе никуда не делась — в старших классах Дубынин дважды прочитал «Войну и мир», впрочем, оба раза пролистав сцены про любовь и отношения. Вне школьной программы подростка особенно увлекала серия «Черная кошка» — в ней издавали свежие российские детективы, вдохновленные новой реальностью: героические следователи в одиночку противостояли мафии, продажным чиновникам и маньякам. (Привычка к чтению осталась с Артемом на всю жизнь. Он и сейчас всегда читает, когда ест, — в основном книги о природе или о советских временах: Дубынин знает, что это вредно, но иначе уже не может.)
«Меня интересовало раскрытие преступлений и жизнь криминального мира. Несмотря на то, что в классе у нас почти все были отличниками и хорошистами, мой круг общения в тот период все равно был связан с криминалом, — объясняет Дубынин. — У нас были и школьные драки, и драки с другими школами, были и банды, и блатные, и наркоманы, и судимые — как-то приходилось в этой среде выживать». Среди атлетов, с которыми Артем много общался, тоже были те, кто уже в школе стал тянуться к криминалу и, например, вымогать деньги у одноклассников. Сам Дубынин, как он теперь считает, не стал преступником по чистой случайности — любая драка на школьной дискотеке теоретически могла закончиться уголовным делом, «но как-то пронесло».
Кто-то из подростковых знакомых Дубынина в итоге «снаркоманился», кто-то сел в тюрьму. Ближе всего он дружил с двумя парнями. Одного из них, Романа, когда тому было 20 лет, убили в Подмосковье, где он подрабатывал вахтовиком и тянул ЛЭП: рабочие повздорили на дискотеке с местными, те приехали на турбазу, где жили Роман и его коллеги, началась разборка — а когда друг попытался кого-то разнять, один из нападавших выстрелил из ружья ему прямо в грудь.
С другим товарищем Дубынина в те же годы тоже развела жизнь. «Однажды мой брат — ему тогда было 18 лет — сидел в кафе и отмечал с друзьями какой-то праздник, а недалеко оттуда было совершено убийство, — вспоминает Артем. — Егора притащили в отдел, угрожали, что закинут в камеру и скажут зэкам, чтобы его отпетушили. Все это происходило с ведома и по инициативе моего друга [который устроился работать в милицию] — наверное, он так хотел самоутвердиться в коллективе. Я, конечно, приехал и вытащил брата оттуда, но общение с этим человеком прекратил».
После этих двух историй Артем Дубынин решил, что жить лучше без друзей. Теперь у него есть только «товарищи». Разницу оперативник объясняет так: «Другу, как близкому родственнику, как брату, можно все доверить, полностью на него положиться. С товарищем же ты можешь обсудить какие-то моменты, в чем-то помочь, в чем-то он тебе поможет, но до конца ты никогда не будешь в нем уверен, потому что в силу каких-то обстоятельств он тебя может предать, подставить».
Когда пришло время выбирать будущую профессию, Дубынин решил пойти по стопам дяди, сотрудника дежурной части в Ангарске, и двоюродного брата — выпускника Высшей школы милиции, ставшего оперативником угрозыска. Выбор был обусловлен отчасти экономическими причинами: как заметил Артем, зарплату в конце 1990-х задерживали практически везде — но у сотрудников милиции была хоть какая-то стабильность. Летом 2000 года он подал документы одновременно в Рязанский институт ВДВ и в Восточно-Сибирский институт МВД в Иркутске — и решил учиться поближе к дому.
Годы в вузе Дубынину запомнились жестким графиком: на первом курсе все курсанты жили в казарме, на втором Артем вернулся жить к родителям в Усолье и каждый день садился на первую электричку до Иркутска, чтобы успеть на пары. Ни серьезных знаний, ни физической подготовки, по словам Дубынина, он в институте не получил: на занятиях по физкультуре курсанты просто бегали по залу или убирались, пока преподаватели занимались с группкой спортсменов, с которыми ездили на соревнования, — вместо того чтобы обучать всех будущих милиционеров хотя бы базовым навыкам самообороны.
Спустя два года, получив среднее специальное образование, лейтенант Артем Дубынин вышел на должность оперуполномоченного в Усольский городской отдел милиции. За два месяца молодой оперативник успел только заняться несколькими мелкими кражами, после чего в ноябре 2002 года к нему подошел один из начальников и саркастически сообщил, что Дубынина как «самого опытного сотрудника» отправляют в Ангарск — ловить маньяка, который убивает женщин.
Почти сразу вокруг «маньячной группы» возник заговор молчания: иркутские и ангарские оперативники не только считали зазорным работать с пришлыми следователями, но и вовсе не приветствовали никакое общение с оперативниками, которые искали маньяка.
В 2004 году из ангарского отдела милиции в группу Державина и Костарева был направлен Виктор Маслаков. Работа над делом для каждого вновь прибывшего сотрудника начиналась по одной и той же схеме: сначала новичок знакомился со всеми материалами (на это могло уйти около месяца), потом выдвигал свою версию событий и предлагал возможные направления работы — на первоначальном этапе расследования рассматривали каждую гипотезу. Дальше оперативника закрепляли за следователем и выдавали в производство несколько уголовных дел. Маслакову достались шесть: «В группе меня сразу научили порядку в делах, я понял, что у меня все должно быть разложено по полочкам, чтобы я в любой момент мог ответить на любой вопрос».
Главная сложность, с которой приходилось сталкиваться оперативникам, заключалась в том, что практически все вещественные доказательства и биологические образцы по убийствам, совершенным в 1990-х, были либо полностью утеряны, либо их было слишком мало для проведения экспертизы. Как сказал однажды один из руководителей следственной команды Сергей Державин, «группа начинала не с нуля, а с минуса».
Артем вспоминает, что в первый же день работы в «маньячной группе» ему выделили кабинет и следователя, и он начал «потихонечку втягиваться в работу». Дубынин получил в свое производство целых шесть уголовных дел. Чтобы не запутаться в них, он учился у коллег раскладывать все свидетельства и доказательства по полочкам: «Меня сразу стали учить порядку в делах, чтобы можно в любой момент мне вопрос по делу задать и я мог на него ответить».
Кое-где наводить порядок был особенно не в чем. По словам Дубынина, некоторые уголовные дела об убийствах состояли только из протокола осмотра места происшествия — даже в делах о краже обычно гораздо больше материалов. «Если уголовное дело насчитывает 10–20 листов, это говорит о том, что и работа не велась, и контроля никакого не было», — рассказывает Артем, объясняя это равнодушием и разгильдяйством коллег. «Если бы сразу все сделали нормально: нормально регистрировали все дела, а не гонялись за статистикой, то, наверное, и группы никакой не понадобилось бы — маньяка просто сразу поймали бы, — добавляет Маслаков. — Кому нужна эта хорошая статистика, если люди боятся ходить по городу в вечернее время?» Под «хорошей статистикой» имеется в виду так называемая палочная система оценки работы российских правоохранительных органов: под «палкой» подразумевается процент раскрытых преступлений к числу зарегистрированных и другие количественные показатели, которые должны расти год от года, если следователь или отдел не хочет получить взыскание от начальства. Одно из следствий такого подхода — то, что потенциальные «висяки» (преступления, которые сложно раскрыть) в 1990-х просто не регистрировали, не проводя даже базовую расследовательскую работу.