Припарковавшись на подъездной аллее по соседству с шумным фонтаном, Джессика направилась ко входной двери. Та открылась, и на пороге появилась тоненькая, похожая на птичку седовласая женщина, одетая в кремовую шелковую блузку и темно-синие брюки.

— Госпожа Таверньер?

Женщина совсем не походила на те портреты, которые Джессике удалось найти в сети, но она все равно протянула той свою ладонь. Рукопожатие показалось ей мягким и безвольным. Женщина улыбнулась и покачала головой:

— Нет, я Айрис, экономка Кэтрин. Вы, должно быть, Джессика?

Девушка кивнула.

— Входите, прошу вас, — ответила Айрис, пропуская ее в дом. — Кэтрин ожидает.

Джессика прошла во впечатляющих размеров прихожую, посреди которой высилась широкая лестница из дерева и кованой стали. Повсюду были развешаны какие-то современные полотна и расставлены гигантские вазы, каждая из которых наверняка стоила больше, чем Джессика зарабатывала за год. Она прижала руки к бокам и, стараясь ни во что не врезаться, осторожно последовала за Айрис в другую комнату с высокими потолками, кожаной мебелью и огромными книжными шкафами.

В центре комнаты стоял большой белый камин, полка которого была уставлена множеством обрамленных в серебряные рамки фотографий. Над камином висел телевизор с диагональю, пожалуй, в шестьдесят дюймов. Айрис попросила Джессику устраиваться поудобнее и удалилась, чтобы сообщить своей хозяйке о приходе гостьи.

Оставшись одна, Джессика подошла к шкафам и принялась изучать надписи на обложках. К своему огромному удивлению, она не нашла ни одной знакомой фамилии; тут не было ни Джеймса Паттерсона, ни Дэна Брауна. Перейдя к камину, она принялась рассматривать фотографии, но так и не сумела найти в них ничего интересного.

На нескольких черно-белых снимках были запечатлены молодожены в день своей свадьбы и какой-то светловолосый ребенок. На более современном фото была женщина средних лет, одетая в белую теннисную форму и сжимающая в руке бронзовый кубок. Та же женщина была и на фото с двумя друзьями. Они поднимали в руках бокалы шампанского, склоняясь к торту, украшенному фейерверками и свечками в виде числа 50.

В тот же момент, когда Джессика неловко устроилась на краешке одного из честерфильдских диванов, в комнату вплыла женщина, распространяя вокруг себя облако Chanel No. 5. Как и дом, Кэтрин Таверньер искусно сочетала в своем облике черты классики и модерна. Судя по тому фото, ей было уже за 50, но выглядела она хорошо.

Нос у этой женщины был идеально прямой, словно струна, а небольшая грудь казалась более упругой, чем у двадцатилетних девушек. Кожа у нее так и сияла. Джессика так и не смогла решить, дали ли такой эффект какие-либо процедуры или у Кэтрин на быстром наборе стоял телефон одного из лучших косметических хирургов Беверли-Хиллз.

Она была одета в черное платье без рукавов, подчеркивающее широкие тренированные плечи и загорелые руки. Серебристо-белые волосы выглядели так, как будто их обладательница только что вышла из салона красоты. Впрочем, несмотря на все это, ее красоту вовсе нельзя было назвать исключительно феминной. В Кэтрин Таверньер было куда больше мужской привлекательности.

Она уверенным шагом пересекла комнату. Джессика приподнялась с места, чтобы поздороваться с хозяйкой дома, и ощутила, что на этот раз ее ладонь сжали куда сильнее. Руку Кэтрин жала небольно, но это совершенно не походило на обычно принятое в женском кругу полупоглаживание. Жест был явно выработан за годы разнообразнейших деловых встреч.

— Благодарю, что вы согласились со мной встретиться, — начала Джессика, — тем более у себя дома. Сначала я решила, что встреча пройдет у вас в офисе.

Кэтрин улыбнулась.

— Я на всех парусах несусь по направлению к пенсии, поэтому в последнее время работаю только по утрам. К тому же дома куда более располагающая обстановка.

— Ваш дом просто великолепен, — сказала Джессика, чувствуя, что не упомянуть шикарную обстановку будет просто невежливо. Впрочем, все так и было — особняк действительно поражал. Теперь было понятно, на что ушла большая часть пресловутых миллионов от продажи фирмы отца.

— Спасибо, — ответила Кэтрин, — тут и правда неплохо. Хотите холодного чая или кофе? Или, может быть, бокал цинфанделя? Напа, две тысячи тринадцатый.

— Холодный чай, если можно.