Почти сотня тяжелых пуль, выпущенных пулеметом за секунду, разорвала пополам одного из боевиков, находившихся у Ровера, слишком уж надолго я задержал на нем прицел, второму, когда он попытался укрыться за машиной, разнесло голову и оторвало правую руку, и она вместе с зажатым пальцами автоматом упала на асфальт. Тело же его по инерции ударилось о борт красного внедорожника и медленно сползло вниз, забрызгивая стекла фонтаном извергающейся крови. В тот момент я не испытывал ни жалости, ни сострадания. Эти люди для меня сейчас представлялись всего лишь движущимися мишенями в тире и не более. Они были противниками, которые, допусти мы ошибку, поступили бы точно так же с нами без каких‑либо угрызений совести.
В какой‑то момент я перевел огонь на Дефендер. Пули, словно тонкие иглы адской швейной машинки, застучали по его задней части, прошивая насквозь корпус, разрывая куски металла и разбивая стекла. Внедорожник, взревев мотором, рванул вперед. Водитель пытался объехать УАЗик, стоящий впереди, но этого не получилось. С грохотом упершись углом бампера, внедорожник начал медленно сдвигать его вперед. Не прекращая стрелять, я направил стволы на водителя Ровера, после чего машина перестала двигаться. Стараясь предотвратить подобное поведение водителя УАЗа, я сразу же направил миниган на него. Стволы пулемета раскалились докрасна, но стрелять я не прекращал, а, напротив, с еще большим усердием перемешивал автомобильное железо с человеческой плотью. Боец, который все это время прятался за УАЗиком, рванул через дорогу, и я постарался его остановить, но в этот момент выстрелы прекратились, а пулемет лишь противно завизжал, продолжая вращать стволами. Патроны закончились в самый неподходящий момент, словно кто‑то свыше дал второй шанс этому убегающему парню. Я смотрел ему вслед, так и не отпуская зеленой кнопки. Вот он, перекувыркнувшись через забор дома напротив, пробежал через двор. Запнулся о края детской песочницы и завалился в нее, но тут же поднялся и побежал дальше. Добежав до ограды с внутренней стороны двора, он попытался перелезть через нее, но неожиданно даже для меня из его головы брызнул кровавый фонтанчик, и он замертво повис на верху забора. Поняв, что стрелял Кипиш, который, видимо, все еще находился в башне пожарной станции, я перестал давить на кнопку, и пулемет окончательно затих. Только сейчас я обратил внимание на крышу нашего внедорожника. Она вся была усыпана раскаленными гильзами, а под миниганом так вообще появилась целая горка. Развернув люк вместе с подвесом, я увидел Монаха. Придавив коленом спину еще одного бойца, он заломил ему руки назад и пытался связать. Рядом стоял Грешник, почесывая затылок, он посмотрел на картину разрухи и, мельком бросив взгляд на меня, произнес, наверное, самую емкую фразу в моей жизни:
— Ну, ни хера себе!
Выбравшись из машины, я сразу же ощутил во всем теле непонятно откуда появившуюся слабость. Ноги и руки одолевала дикая дрожь, к горлу подкатил ком. Если, управляя пулеметом, я думал лишь о нашей защите и боевиков воспринимал исключительно как цели, то сейчас, когда все закончилось, при виде изрешеченных машин и изуродованных тел на дороге на душе стало паскудно, если честно.
Когда я неуверенно подошел к расстрелянным мной внедорожникам, в нос сразу же ударила едкая смесь запаха пороха и крови. Тут же немного закружилась голова, начало подташнивать, но я все‑таки постарался удержаться на ногах и заглянул через разбитые окна Ленд Ровера. Сзади, на пассажирском месте, оказывается, все это время тоже были люди. Почему же они не покинули автомобиль сразу же после остановки, я не понимал. Неужели действительно так расслабились и не ожидали сопротивления, раз выставили наружу только пятерых. Конечно, это нам вышло на руку, ведь, покинь автомобиль и они, нам пришлось бы гораздо сложнее, а возможно, пуля, выпущенная кем‑то из них, попала бы в меня, тем самым лишая ребят такого преимущества, как пулеметчик. Но вот картина, которая оказалась на задних сидениях, просто обескуражила. Это был фарш. Натуральный мясной фарш из человеческого мяса, сдобренный осколками стекла и железа. При виде этого мне стало еще хуже, и я попытался вдохнуть как можно больше воздуха, но вместо этого ощутил лишь сладковатый привкус крови. В голове тут же помутнело, и меня моментально вырвало остатками утренней ухи прямо на безголовый труп, лежащий у машины.
— Твою же мать! — послышался сзади знакомый голос Кипиша. — Мало ему было башку потерять?.. Может, обоссышь его еще?!
Вытирая лицо рукавом, я повернулся к солдафону и посмотрел прямо в его глаза с такой ненавистью, что он отпрянул назад.
— Лан — лан, не кипятись!.. Все я понимаю… — спокойно произнес он и, прихрамывая на одну ногу, двинул в сторону нашей машины. — О, Грех!.. Вижу: языка взяли!..
Задерживаться у разбитых машин я не стал и, с трудом превозмогая тошноту, побрел к ребятам. Подойдя к нашему внедорожнику, я случайно наткнулся взглядом на пробитое левое переднее колесо. Таким вот неудачным для машины оказалось перешагивание через бордюр, о чем свидетельствовала хорошая вмятина на диске. Оно и понятно, учитывая вес бронированного джипа, да еще и накренившегося на левую сторону в результате резкого маневра.
— Ты чего с башни слез? — Грозно спросил Грешник солдафона. — А если вторая группа объявится?
— Оттуда мне целиться неудобно… — Ответил тот, протягивая Грешнику чистый носовой платок. — Оконца узенькие, жопа просто!.. Сам не знаю, как стрелка высек!.. Короче, с меня здесь толку больше!..
— Ну — ну!.. — прохрипел Грех, прикладывая платок к своему лицу. — Плохому танцору… Ладно, давай зайчика нашего расспросим!
Вмешиваться в разговор я не стал. Про колесо, я думаю, они и так в курсе, не слепые все же, да и не хотелось мне сейчас разговаривать, поэтому я мирно остался стоять возле водительской двери автомобиля. Пленника держал Монах, приставив его спиной к покосившейся стенке сарайчика, в который уперся бампером внедорожник. Надо отдать должное старику за смекалку. Искать веревку он не стал, а просто, раскатав рукава на одетом не по размеру кителе пленника, завязал их концы у него за спиной. И если бы не защитная окраска куртки, можно было бы сравнить ее со смирительной рубашкой. Парнишка же держался очень уверенно. Невзирая на только что произошедшее с ним и его друзьями, он не выглядел напуганным и смотрел на нас, гордо задрав голову и широко расставив ноги. Складывалось впечатление, что он был не пленником, а надзирателем в тюрьме.
Грешник, все еще придерживая платок у своего носа, недолго оценивал парня холодным взглядом, а затем резко и неожиданно, наверное, для всех с силой ударил его кулаком в живот, отчего тот согнулся и, задыхаясь, медленно опустился на колени.
— Су… кха — кха! — Закашлялся он, приподняв голову и посмотрев полными ненависти глазами на обидчика.
— Времени у меня мало, дружок! — грозно, но достаточно спокойно прохрипел Грех. — Будь так любезен ответить на парочку вопросов!
— Пошел ты на хер, урод! — Зло выкрикнул парнишка, превозмогая боль и стараясь снова встать на ноги. Грешник же со всего размаха двинул тому кулаком по лицу, и парень завалился боком на землю. В уголке губ сразу же показалась тонкая струйка крови, но парень лишь ухмыльнулся, оскалив окровавленные зубы.
— Ох!.. — Недовольно вздохнул Грех, хватая за шиворот кителя пленника. — Что ж вы, молодежь, вся такая бесстрашная пошла‑то?
Резко подняв паренька так, что затрещала ткань на его военной куртке, Грешник быстро потащил его в сторону дороги, где стояли расстрелянные мной внедорожники. Мне сразу же стало как‑то не по себе, когда я понял, что же хочет сделать с ним Грешник. Подтащив его к Ленд Роверу, он с силой впихнул голову пленника в проем разбитого окна двери джипа, а затем ударил его свободной рукой в бок, стараясь попасть по почкам. Парнишка взвизгнул и попытался высвободиться, но Грешник, лишь перехватив его китель двумя руками, с еще большей силой несколько раз ударил его о покореженный пулями борт машины, а затем отшвырнул в сторону. Пленник попытался удержаться на ногах, но сила инерции, переданная более крупным человеком, и связанные за спиной руки не позволили ему этого, и, упав спиной на асфальт, он жалобно взвыл:
— Звери!.. Вы звери!.. — простонал он. — Суки!.. Как же так‑то?!