— Тогда зачем появился, раз мог начать новую жизнь, — так же колко отвечаю, начиная давиться комом в гортани, что появилась от не пролившихся слёз. Не буду, нет, не стану плакать о том, что мы оба упустили, и чего не смогли обрести.

Федя замирает посередине комнаты, пристально впивается взглядом, облизывая иссохшие тонкие губы. Сканирует меня с ног до головы, и постепенно приближается, будто хищник.

— Не мог, — просто отвечает, беря меня за оба локтя. Гладит нежно, оставляя после прикосновения жаркие искры.

— И все-таки, — я отступаю, и его руки виснут в воздухе, будто Федя все еще удерживает в них мою душу. — Ты появился так внезапно. Что ты вообще забыл в министерстве? — с возмущением смотрю на его спину, пока мужчина собирается с силами, чтобы ответить мне. — Какие разговоры ты ведешь с моим отцом? Что вообще происходит?

— Если я тебе скажу все, что ты хочешь, думаю это станет последним нашим разговором, — так же твердо отвечает, поворачивая голову ко мне. Глаза ледяные, будто в его теле давно нет души, и на её месте зияет пустота.

— Это мне решать, — гордо заявляю, хотя чувствую, что он прав.

— Хм, — Борзый сел на койку, и под его весом та жалобно скрипнула.

От нечего делать, я сложила руки на груди и оперлась спиной о стену. Я будто защищалась от чувств, которые переполняли меня, когда я находилась рядом с ним. Говорят, любовь способна возрождаться, даже если спустя прошли долгие годы. Достаточно одной искры, и все воспламенится так, как горело тогда. Наверное, это правда. И я боюсь вновь остаться с разбитым сердец, когда как смирилась с участью прожить в нелюбви с другим мужчиной. Может это займет не много времени, и всё-таки я должна справиться с призраками прошлого, если хочу нейтрального, спокойного будущего. Ради Лики. Только ради дочери…

Борзый не спешил, обдумывал каждое слово, которым намеревался нанести раны моей душе. Взглянув на рабочие часы, висевшие над кроватью, была удивлена, что они показывают точное время. И словно током пробило, когда до меня дошло, что мы уже тут довольно давно, и через полтора часа у меня будет выступление, к которому я готовилась. Последний танец, чтобы после приступить к подготовке семейной жизни, а точнее сбежать при первой возможности на Кипр к деду.

— Не выходи за него, — хриплый голос Федора наполняет помещение, разрывая гнетущую тишину. Я сначала было подумала, что мне показалось, опешив, переспросила.

— Что? — нахмурившись, отпрянула от стены и подошла к окну; из него мне хорошо просматривался горизонт лесной чащи, погрузившейся в сон. Закат был поистине великолепным, и последние огненные лучи заполняли свободные участки земли, что не были скрыты в тени деревьев. Сражались до последнего, не желая оставлять весь город в темноте. Вот точно так же я чувствовала себя. Рвалась сквозь тьму, желая пригреться с краю у теплого света, но все тщетно.

— Ты не ослышалась, — встав, Борзый подошел ко мне, утыкаясь нос в мой затылок. Крепко сжимает плечи, делая глубокий вдох. Потом целует. И я не могу ему сопротивляться. Не хочу, и оттого ненавижу себя за слабость, что испытываю, находясь рядом с ним. Слегка наклоняю голову в бок, давая больше пространства для нежности и ласки. — Останься, Варя, со мной, — будто змей, шепчет мне на ухо, прокладывая сладкую дорожку поцелуев.

— Сначала ты должен объясниться со мной, Федь, — напоминаю ему, не давая свести меня с ума. Борзый рыкнул, отстраняясь.

— Хочешь, значит, правды, — резко и грубо заявляет, и на его выпад я реагирую так же.

— Да! Хочу! — взмахнула рукой, закричала, затем уставилась на него с непониманием. — И имею на это полное право, — добавляю, устало рухнув на пол.

Федя сел со мной рядом, но старался не трогать, будто знал, что во мне кипит последняя капля терпения. Комнату хижины вновь заполонило тишиной, и только из окна доносилось пение птиц, приветствующих наступающую ночь.

— Восемь лет назад, — тихо начинает, и я чуть поворачиваю голову в его сторону, пристально смотрю в глаза, ощущая в них боль, но молчу, боясь вновь потерять нить, что связывает нас двоих. — Твой отец заявился на пороге этого дома. К моему деду, — уточняет, когда я хмурюсь, пытаясь сложить что к чему. — Помнишь, я рассказывал тебе, что мои родители больше любили быть в городе, а дачу рядом с вашей держали для меня.

Я кивнула, облокачиваясь на локти, которые уместила на согнутых коленях. Даже вздохнуть боюсь, ожидая продолжения Борзого. На самом деле, у самой внутри все скрутило в тугой узел, словно моё нутро уже знало, что этот разговор вызовет во мне яростную вспышку, а за ней придет опустошение.

— В то лето они не приехали не по этой причине, Варь, — как-то слишком грустно проговорил Борзый, и по моей спине от его слов пробежался холодок. Я затаила дыхание, готовясь к худшему. — Их уже просто не стало. Авария.

— О, боже мой, — воскликнула, прикрывая рот рукой. — Федя, — потянулась к нему, желая утешить и посочувствовать. Но Борзый ласково улыбнулся, поцеловав мою ладошку.