Выходило, что часть винтовочных стволов может получиться отменного качества. Часть – откровенный брак. Причем при существующих сейчас способах и методах контроля процесса плавки предсказать результат совершенно невозможно. Ну и зачем нам такая лотерея? Так вот и вышло, что от идеи начать хотя бы штучное производство винтовок в Троицком мне пришлось отказаться.

А тут – револьверы. Где этот Карышев металл-то подходящий взял?

– Обратите внимание, Герман Густавович, на дуло сего изделия, – разрумянился, защищая своего протеже, Петя Фрезе. – Изволите видеть, ваше превосходительство? Это ствольная трубка, на резьбе вкрученная в корпус. Трубки заказаны и изготовлены в Златоусте, а остальное – вылито по одному образу в заводских лабораториях в Троицком.

Вот так! Голь, что называется, на выдумки хитра! Патроны для пятизарядного револьвера использовались от «спенсерки». Тринадцать миллиметров! Это не револьвер, это слонобой какой-то! Но ведь калибр мог быть легко изменен. Вкрутил другую трубку – и вуаля. Просто у Карышева не такой уж и большой был выбор. Или 0,44 от Кольта, или 0,56 Спенсера.

Но больше всего меня удивила система… Жаль, я не специалист и не знаю, как это правильно называется! В общем, оружие для перезарядки нужно было переломить. Я и раньше такой принцип уже встречал. В тех же кольтовских агрегатах. Это для меня, привыкшего к точной автоматике, такой способ был первое время удивителен. А вообще-то сейчас это обычная практика.

Так вот. После захлопывания заряженного оружия и проворота барабана специальная… запчасть, едрешкин корень, прижимала подпружиненный барабан к стволу таким образом, что слегка торчащая часть патрона плотно входила в дуло.

– Плохо было без таковской-то хитровинки, – пояснил чуть не сквозь зубы кузнец. – Болталося все, и дымище перло!

– Удивительно, – качал головой Гунниус, проворачивая барабан и разглядывая, как простейшая пружинящая планка вжимает пулю в ствол. – Просто поразительно.

Тут я ему судженского кузнеца и процитировал.

– Перло у него, значит?! – веселился офицер-оружейник. – А ведь я этот пистоль с вашего, Герман Густавович, разрешения непременно покажу Георгу Георгиевичу. По моему скромному мнению, система сия куда как проще и остроумнее будет, чем тех же господ Смита с Вессоном.

– И в руке удобно лежит, – вставил свои «три копейки» тайный советник Якобсон. И кивнул, словно разрешил. У меня сложилось впечатление, что Иван Давидович слегка завидует знаниям Карла Ивановича. Или ревнует к его приятельским отношениям с герцогом Мекленбург-Стрелицким. У самого Якобсона свободного доступа в кабинеты такого уровня не было. Потому я и заторопился сменить тему. Чтобы не спровоцировать случайно обострения этих… недопониманий.

Ну о чем я еще мог говорить с отцом Наденьки? В общем, я взял да и попросил руки его дочери, поймав себя на том, что совершенно не испытываю какого-либо волнения. Спросил, получил ожидаемое согласие и приготовился слушать оглашение списка отдаваемого за невестой имущества. Мысль, правда, мелькнула – заявить что-нибудь в том смысле, что, дескать, знаю я. И половина Санкт-Петербурга – тоже знает, что даже послужило причиной для кратковременного улучшения «рейтинга» долговых обязательств всей семьи Лерхе в столичных банках.

Но не стал ничего говорить. Успел заметить только, с каким победоносным видом перечислял список нажитого непосильным трудом имущества бывший главный интендант императорской армии. И как поглядывал на сравнительно бедного, взявшегося изучать документы Гунниуса. Решил – пусть потешит свое самолюбие.

Потом обсудили дату свадьбы. С этим, как выяснилось, были определенные трудности. Дело в том, что неминуемо приближался Адвент! Это такой период Рождественского поста. Так сказать, время подготовки к празднику Рождества Христова. И в Адвент свадьбы у лютеран были категорически запрещены. Так-то мало кто из обрусевших немцев, даже исповедовавших лютеранскую религию, исполняет все предписания пастырей. Но ведь сейчас еще загсов не существует! Так называемый «акт гражданского состояния» – это сейчас всего лишь запись в церковной книге. А местный пастор, каким бы он ни был, в запретные дни венчания устраивать не станет.

Следовало поторопиться. Организовать все всего за две недели. Не такой уж и маленький срок, если взяться с умом и иметь достаточное количество денег. Тут же, под коньяк, составили краткий план и распределили обязанности. Якобсон в итоге так «напланировался», что в экипаж его пришлось грузить с помощью Апанаса…

На счастье, в Томске нашлось достаточно много людей, принявших известие о назначенной дате моей свадьбы близко к сердцу. Честно говоря, к моему огромному удивлению, даже слишком много. Дамский комитет попечительства о тюрьмах – в полном составе. А это жены виднейших городских людей – чиновников, офицерства и купечества. Супруга непримиримого моего оппонента Екатерина Ивановна Гилярова и хорошая приятельница Феодосия Цибульская. Еще одна Екатерина – купчиха Исаева – дама со стальными глазами и силой воли такой мощи, что хватало и на ее самое, и на мужа. Мария Васильевна Иващенко – жена нашего героического генерал-майора, разгромившего польских разбойников. Дама мягкая, я бы даже сказал – кроткая. И полковничиха Лидия Павловна Яхонтова. Единственная Елизавета – директриса Мариинской женской гимназии, мадам Фризель.

Женская часть свиты наместника во главе с гофмейстер-фрау, княгиней Юлией Федоровной Куракиной и при активнейшей поддержке камер-фрау Марии Петровны Флотовой. Не ошибусь, если скажу, что и сама великая княжна Мария Федоровна, посредством своих приближенных, могла оказывать влияние на процесс приготовлений.

К слову сказать, собственно лютеран среди этого весьма разношерстного «комитета» было совсем мало. Или, если быть точным, – всего две. Причем госпожа Фризель до замужества была православной, а мадам Флотова, хоть и родилась в лютеранской семье, но особенной набожностью не могла похвастаться.

По мне, так довольно было бы и указаний нашего пронырливого пастора. Съездили бы в кирху, потом посидели бы за столом, да и все. Но нет! Общество на это пойти не могло! Как же так?! Женитьба знаменитого на всю Сибирь Лерхе не может пройти так безнадежно скучно. Это должно было стать событием если и не мирового, то уж регионального масштаба – точно! Это должно было стать чем-то таким же значимым, как памятная встреча великого князя Николая Александровича! Чтобы люди потом, много лет спустя, могли говорить: «А было это, почитай, годика этак через три опосля Лерховой свадьбы».

Я, в принципе, не возражал. Приятно, конечно, что столь большое число людей озаботились мне помочь. Подозреваю, что дамы таким образом попросту боролись с провинциальной скукой. Но, по большому счету, было все равно. Главное, чтобы поменьше дергали меня лично…