Они, как и их соседи, живут в частном доме. И вот, когда “началось”, одна из соседок предложила мужу сделать бомбоубежище из выгребной ямы: выкачать оттуда зловонную жижу и разместиться там. Всё лучше, чем погибнуть от роханских бомб. Да, во время войны первым гибнет разум. Впрочем, никто эту идею не реализовал. Скажу больше, никогда не видел, чтобы кто-то из моих родственников или их соседей в случае объявления тревоги или даже в первые дни, когда от грохота своих же урук-хайских катапульт и археспор тряслись деревянные перегородки, бежал в бомбоубежище. А ведь почти у всех есть подвалы. Нет, они даже окна не заклеили скотчем. Может, чтобы не показывать свой страх соседям. Может, из стадного инстинкта: “никто не делает, и я не буду”. А может, как я уже объяснял, потому, что в душе все понимали — специально по ним стрелять не будут. Специально, конечно, не стреляли бы. Но на войне может быть всякое. А стеклянные окна вылетают на раз. Для этого даже не нужен особенно сильный взрыв. Я это сам сотни раз видел. А ведь осколки стекла могут поранить не хуже шрапнели.

Итак, мне предстоит поездка за город. Общественный транспорт отпадает. Уже начался очередной виток принудительной мобилизации. Первыми под удар попали пригороды и маршрутные повозки. А снова попасть в этот ад мне не хочется. Такси? Такси отпадает. И вот почему.

Я уже ездил однажды по делу на такси. Вёл его воняющий потом гоблин, судя по акценту, приехавший из дружественной Урук-хайе горной страны. Он хвастался, что сын на войне и что вот когда нам поставят обещанных монстров, вот тогда и будет “пэрэмога”. Правда, всё это уже же было, когда поставят: Байрактары, Химер, Гепарды и так далее. На это я ему возразил, что таким образом война будет идти до последнего урук-хайца. “Ну и что? — ответил таксист. — Так и надо!”. Таксисты, как известно, те ещё провокаторы. Он же рассказывал, что все роханцы мелкие, как тараканы. Лезут ночью, а отбивают их атаки наши чудо-богатыри — все высокие, крепкие и бородатые. Он заткнулся только тогда, когда я прямо спросил, согласен ли он пожертвовать жизнью сына, чтобы наказать конунга Рохана, с которым, по его мнению, не стоит идти на переговоры.

Как раз с таксистом мы проезжали мимо огромного пропагандистского мурала, намалёванного на торце дома в старой части города. Мурал изображал голого по пояс урука в камуфляжных штанах. Этот имбецил пинал ногой маскота медведя в красных штанах. Маскот, держащий в руках серп и молот, падал на спину. Его голова отваливалась, показывая скрытый под ней череп. Почему урук — имбецил? Нет, это не моё определение. Это такой стиль рисунков, когда ноги изображают нарочито большими, а головы слишком маленькими. А вот зачем делать отсылку к Мордорскому Союзу, будто славные потомки древних уруков сражаются с красной угрозой? Это парадоксально, так как сам Рохан советской страной не является. Зато все палантиры в руках урук-хайцев сделаны в коммунистической империи Хань.

Теперь ясно, почему такси для меня не вариант?

Но у меня же есть своя небольшая колесница! Сейчас она, правда, на ремонте. Но самое время заехать и забрать красавицу. Я уже несколько раз мог это сделать, но друг, директор СТО, всё время куда-то уезжал, а я хотел заодно пообщаться с ним. У меня, конечно, были догадки, куда он ездит. Они только укрепились, когда я зашёл в офис, расположенный над стодолой, где ремонтировали телеги и колесницы. На столе у друга, тускло поблескивая сталью — только у военных предметов есть этот особый колор, стояли отстрелянные крупнокалиберные болты.

— Где был? — с наивным видом спросил я, когда мы вышли на улицу и взяли кофе в картонных стаканчиках. Кафе на СТО уже начало работать. В первые дни осадного положения, когда роханские регулярные части стояли буквально на пороге Минас-Тирита, и многие жители в спешке покинули столицу, оно было закрыто. — На военных сборах?

Кот ломался не долго. Зря меня в своё время не взяли в СБУ. А ведь в институте я был на собеседовании. Впрочем, героям тяжело держать такую информацию в себе. Вот тогда я узнал позывной моего старого друга — Кот. “Почему не Кит? — спросите вы. — Ведь “кит” — это кот на урук-хайском.” Я тоже спросил. Оказалось, что даже его сын путался: Кит в значении кот или Кит в значении кит. Решили оставить Кот. Всё прямо по Булхакову. Хорошо, что Кот его не читал.

Оказалось, что Кот записался в какой-то полуофициальный “Рух опору” — предполагаемое партизанское движение на захваченных Роханом территориях. В будущем. За два выезда по неделе каждый он прошёл небольшой курс подготовки как раз на той военной части, возле которой в первый день я гулял с Варгом и куда прилетело что-то серьёзное. Звуки выстрелов в этом лесу были слышны и до начала полномасштабной войны.

Я уточнил, давали ли ему военный билет. И вот почему: без военного билета ты не комбатант, на которого распространяется какая-нибудь конвенция, а просто бандит или мародёр. Никто не несёт за тебя ответственность. Противник запросто может расстрелять. А твои не выплатят никакой компенсации. Такое удобное пушечное мясо. Именно в такой роли выступали мы с Джаббой, Нагом и Белым в своё время. Коту билет не дали. Но, по его словам, где-то там он есть в списках, но очень секретных, чтобы враг не догадался.

Я обратил внимание, что он носит карманный складной нож. Мы разговорились, и Кот решил похвастаться другим “наградным” ножом, который, по его словам, ему дали в знак того, что он адекватно прошёл эту самую военную подготовку. Нож красивый: гарда, длинное чёрное лезвие с тем, что называют “кровотоком”, хотя это просто паз для облегчения клинка. Форма “сакс” — односторонняя заточка и острие в виде плавника рыбы. Такая форма известна, поди, пару тысяч лет и появилась как раз у одноимённых дунэдайнских племён — саксов. Этот нож — холодное оружие. И статья. Но не в журнале.

Кот божился, что нож — это не знак какого-то посвящения (в чьи-то ряды). И я ему верю. Я, вообще, доверчивый.

Когда я попросил разрешения сфотографировать понравившийся мне клинок, Кот чего-то застеснялся.

— Зачем? — спросил он.

— Просто так, — ответил я.

Он разрешил, но попросил закрыть пальцем выгравированное название подразделения, его символ и девиз. Нет, не “Моя честь — это верность”, как многие могли бы подумать. Хотя, чего-то такого я ожидал. Ведь однажды, когда приехал к нему на СТО, Кот зиганул вместо “здрасьте”. Я тогда сделал вид, что это шутка.

Мы там, на передке, конечно,не всегда сидели на одном месте. И тоже ездили на телегах и колесницах. Да не просто так, а по делу. Вот однажды Белый дал команду собираться. Это должно было быть нечто вроде “стрелки”, сродни тем, что были широко распространены в девяностые. Вопреки киношному мифу, далеко не все они заканчивались перестрелкой. По большей части — это деловая встреча, бизнес-переговоры, на которых решались вопросы. Пусть и спорные. И пусть сами переговоры часто носили довольно жёсткий характер.

Так было и в этот раз. Дело в том, что у нас появился свой маленький бизнес. За умеренную плату мы помогали некоторым предпринимателям провозить свои товары через линию соприкосновения, как в ту, так и в другую сторону. В связки с представителями той стороны, разумеется. Ведь Минас-Моргул фактически был в блокаде. И на этой границе, помимо вояк вроде нас, в последнее время появились самые настоящие пограничники. И вот один из таких отказался пропустить телегу с грузом предпринимателя, которому покровительствовал наш командир. Следовало на месте выяснить, что к чему, и постараться договориться. Но для солидности и подкрепления своей переговорной позиции Белый снарядил целую штурмовую команду. Мы запрыгнули в несколько телег, на одной из которых был установлен крупнокалиберный скорпион. Ещё одна везла целый эхинопс с иглами. На остальных разместились бойцы с самострелами. Телеги эти, естественно, были выкрашены в защитные цвета и украшены белой трёхперстной Дланью Сарумана. Вернее, вольными интерпретациями на её тему. Так, одна из них представляла космический истребитель Х-крыл из того же фильма, откуда Джабба взял свой позывной. Другая была составлена из трёх самострелов АК ещё мордорского образца.

Пока ехали, Джабба, как всегда, нудел что-то насчёт того, что, мол, пока во время войны с дунэдайн в Эдорасе работали рестораны, на Урук-хайе людям нечего было есть. Ох уж то извечное “они зйилы наше сало”. Тема эта по популярности может поспорить со стенаниями по поводу затопленных после постройки плотины на Андуине деревень. Правда, было не понятно, какой именно период имеет в виду гном? То время, когда Урук-хайя была оккупирована коалицией западных стран? Да, здесь был голод. Но об этом почему-то не принято напоминать нашим “западным партнёрам”. Другое дело тюкать роханцев, которые голодали не меньше урук-хайцев. А в свободном от оккупации городе, где идёт мирная жизнь, почему бы не работать общепиту? В конце концов, вот пока мы воюем, где-то на другом конце гигантского моста в Минас-Тирите здоровые молодые парни сидят за столами, пьют пиво и коктейли, радуются жизни и щупают девчонок. Подмывало сострить что-то вроде: “Да, даже «Велюр» работал.” Но история этого ресторана из другой жизни. Из времени, когда началось моровое поветрие и все рестораны, кроме тех, что принадлежали людям из власти, были закрыты. А тогда, кгда мы ехали на стрелку, все просто молчали и не обращали внимания.

Пограничник встретил нас спокойно. Это был мужчина в расцвете сил. Выше среднего роста, светловолосый и голубоглазый. Истинный дунэдайн. Характер нордический. На своём посту в окружении таких же пограничников он чувствовал себя уверенно. Мельком глянул на наши телеги и пожал протянутую Белым руку.