СОЛОВЬИ В КЛЕТКЕ НЕ ПОЮТ
Глупая маленькая дрянь.
Хайден поежился – терпеть не мог полисменов. Но тут уж как повезет, и прямо сейчас в полицейском участке номер четырнадцать, что на сжатой в тисках пробок Блум-стрит, царил хаос. Поджарые легавые в стильной черной форме сновали с кипами бумаг, слева здоровенный слизняк надиктовывал интервью для радио, а поодаль, в клетушке у стены, тосковали задержанные, которых вот-вот уведут в лучевую тюрьму. Вон и бирки на шеях – два скрещенных луча. Оттуда не сбежать. Один из преступников, сползший с лавки на пол, вдруг поднял грязную косматую голову и посмотрел на Хайдена. Тот сглотнул, но пару секунд взгляда не отводил. А потом все-таки не выдержал, уставился на шнурки своих высоких, давненько не чищенных ботинок.
И вздрогнул – растяпа-коп бухнул на стол по соседству пачку желтоватой писчей бумаги. Хайден задыхался в таких местах: казалось, из помещения откачали кислород и наполнили его смогом, наркотическим полусном и тоскливой безнадегой.
Снова этот взгляд. Он кожей почувствовал, как два ясных синих глаза буравят его без зазрения совести. Оглянулся – ну вот, так и есть. На кресле у окна деловито вертелась девчушка лет семи-восьми. Ее легкомысленное малиновое платье с оборками, коричневые сандалии с пряжками и высокий хвостик, прыгающий от движений головы, составляли резкий контраст с этим гиблым местом. Позади нее за окном, аккурат между строящимся небоскребом и высоченной редакцией Дейли-Гипнос, ползло брюхо здоровенного дирижабля; того и гляди, зацепится такелажем за голую арматуру. Небо хмурилось, грохотало вдалеке. Не к добру.
Вот маленькая дрянь. Что уставилась? Ждала бы своего слизняка. Хайден быстро огляделся, но, слава Древним, тот даже не дернулся. Закончив с репортером, йит развернулся, задев пару стульев, и пополз к девчушке, оставляя на истоптанном полу клейкий след. За этот след, собственно, их и называли слизнями.
У себя дома. Очень тихо.
Слизень прошелся рядом, подошва его тела издала негромкие звуки, похожие на чавканье. Йит притормозил и вытянул шею, голова в окружении шевелящихся отростков медленно приблизилась к лицу парня, заставив того влипнуть в стену, и совсем по-человечески качнулась из стороны в сторону. Видимо, это должно подчеркнуть неодобрение. Заметив такой интерес, репортер тотчас подскочил к Хайдену и сунул под нос шипящий микрофон.
– Можно поинтересоваться, – затрещал репортер, поправляя синий галстук, в тон модному пиджаку, – как вас угораздило, мистер? Почему не оказали помощи джентльмену и позволили свершиться хладнокровному убийству? Прохожие заявляют, что вы видели, что происходит, и отдавали себе отчет в этом… судя хотя бы по тому, что вас стошнило.
– Ничего я не видел, – буркнул Хайден и покосился на полисмена рядом, – у меня зрение плохое. И вообще, я после болезни, вот и тошнит.
Пожилой коп вздохнул, вписал данные его ментального паспорта в толстенный журнал и вернул карточку с личными данными.
– Свободны, Ниссен. Из города до выяснения обстоятельств выбираться запрещено. Уяснили?
Чего тут не уяснить.
Подвинув репортера и стараясь не касаться йит даже краем оборванной грязной одежды, Хайден Ниссен спокойно покинул участок. Никто не провожал взглядом худощавого парня неопрятного вида и ужасных манер. У всех были более важные дела.
Улица встретила пыльным ветром и прохладой – так и есть, вот-вот польется дождь. Отросшие до плеч волосы трепал ветер, а мысли в голове гуляли не самые веселые. А если полиция передаст данные убийства в Инквизицию? Слава Древним, его случайная роль в этом грязном деле не так велика, но лишнее внимание тоже ни к чему. Можно, конечно, и удрать. Но куда? Вон в Атлантиде, глядишь, Инквизиция не достанет: свободная зона, им даже летучие города не указ. Или в СССР, но, если верить газетам, те края до того роботизированы, что Раст заскучает. Говорят, еще недавно в той далекой холодной стране умирали от непосильных работ и голода крестьяне, а потом Старшие продали им партию шогготов. Но и шогготам быстро надоело работать за идеи, и вот тогда Новый Ирам собрал русским со товарищи первую дюжину «самоваров», примитивных роботов с множеством функций сообразно типу работ. Вскоре в СССР научились делать лучших роботов и уже много лет работали над человекоподобными. Тут Раст уж точно обзавидовался, но тем он и хорош, что не дает волю чувствам.
Хайден заглянул в бакалею, затем в булочную и поспешил к припаркованному у парка Орандж автомобилю. Раздолбанный серебристый «Кер-дизель-3» с царапинами на покатых крыльях был не так прост, содержимое его капота Хайден перебирал сам и точно знал, на что способно это железное сердце.
Если размышлять здраво, лучше бежать сразу в Тибет, у людей там хотя бы власть. Зыбкая, правда – оттого, что никем не признанная. Глупости всё это, ну к каким повстанцам ты убежишь, ведь давно известно – везде хорошо, где нас нет.
Дождь обошел Болота стороной.
Раст торчал над вентиляционным отверстием точно памятник, и еще издали можно было подумать, что на одном из холмов вместо культурных сортов злаков вырос робот. Если знать, что внутрь холма уходит эскалатор, пусть изрядно проржавевший, то становится не по себе. Если знать еще и то, что там, внизу – заброшенная пятнадцать лет назад станция метро, наполовину заваленная динамитным взрывом и подтопленная болотцем, делается еще хуже.
Хайдену повезло, что он нашел это место. Окраина города, но совсем не такая, как, например, Респиратор – крупный промышленный район, когда-то вынесенный за город, потому что роза ветров там удачная, а то, что сизые осадки падают на пару соседних городков, никого не волновало. Респиратор получил свое название как раз от масок, которые рабочие не снимали никогда. Для того чтобы не отрывать людей, выносливых шогготов и их полукровок от работы, в это адское жерло завозили воздух в баллонах, громадные дирижабли лавировали между труб и спускали на платформы всё жизненно необходимое. Подъезды к району перекрывали грузовые роботы, а люди там работали безвылазно. Говорят, когда рабочие выезжали в положенный отпуск или хотя бы на время покидали Респиратор, многие поначалу не могли свыкнуться и падали в обморок, надышавшись более или менее чистого воздуха.