– Поглядите-ка на нее, вся напыжилась, думает, что два из трех сделала и кем-то стала. Ша, ты все еще никто. Последнее самое трудное – таковы правила, – и тебе никогда этого не сделать.

– А я сделаю все же.

– Ну что, ты решила, что простишь Кощею его подружек, значит?

Марья пожевала щеку изнутри.

– Лучше приберечь свои козыри, – произнесла она медленно, осознав, что говорит правду, только услышав себя со стороны, – до своего хода. Я запасусь твоим благословением, прежде чем скажу ему хоть слово, председатель Яга.

Яга зажгла сигарку и выпустила толстое кольцо дыма на свою книжную полку:

– Я вижу, что мои крайне дорогие игры не пропадают так уж впустую. И ты сейчас, с твоим причудливым шрамом, хоть немного заинтересована в них.

Пылающая кожа товарища Горыныча оставила под глазом Марьи отметку – ожог в форме ромбика, который почти раздвоил ее нижнее веко. Даже когда он заживет, будет выглядеть как незаживающая рана, будто она плачет порохом.

– Но это неважно. С картошкой вместо мозгов и с твоей сладенькой цивилизованной пусечкой, которая живет своей жизнью, у тебя нет шансов отличиться в последний раз.

Председатель Яга указала сигаркой на окно:

– Видишь мою подругу снаружи?

Марья выглянула, ожидая увидеть машину на куриных ногах, улюлюкающую на бездомных котов. Но снаружи в густом снегу и густой тени бесконечной зимы стояла большая, больше лошади, красная, как бойня, мраморная ступа. Пестик медленно вращался в чаше.

– Прокатись на ней. Слетай до самой северной границы Буяна, в то место, где растут цветы папоротника. Там в скале есть пещера, а в пещере сундук. Принеси мне то, что найдешь в нем. Ступа моя помогать не будет. Но ты научишься с ней управляться, обломаешь ее, заставишь подчиниться. – Яга вздохнула, выдувая дым: – Или нет. Не могу научить тебя власти, детка: у тебя она или есть, или нет. А если нет, ну что ж, полезай в печь прямо сейчас – муж твой сожжет тебя, чтобы согреться, рано ли, поздно ли. – Баба Яга поманила Марью и похлопала себя по колену. Под черной шубой она носила кожаный передник, как мясник или кузнец.

Марья отпрянула:

– Я не хочу сидеть у тебя на коленях. Я не дитя.

– Самая мелкая муха на куске козлиного помета интересует меня больше, чем то, чего ты хочешь.

Марья скорчила гримасу, пересекла комнату и осторожно, стиснув зубы, села на колени председателя Яги. Старуха подперла лицо рукой точно так, как делала это Марьина собственная бабушка.

– Если ты думаешь, что мой брат чем-то отличается от других, девочка, тогда тебе ничем помочь нельзя. Он сожжет тебя как воск, если ты ему позволишь. Ты будешь думать, что это любовь, а он будет пожирать твое сердце. А может, это любовь и будет. Но он такой голодный, что съест тебя всю за один присест, и будешь ты у него в животе, и что ты тогда будешь делать? Послушай, что я тебе говорю, потому что я знаю. Я съела всех моих мужей. Сначала я питалась их любовью, потом их волей, потом их отчаянием, а потом я делала пирог из их тел – и эти тела были так дороги мне! Но замужество – это война, и ты делаешь то, что должна делать, чтобы выжить, – потому что выживет только один из вас.

Марья тяжело сглотнула.

– Я не такая, – прошептала она.