Книги

Бешеный прапорщик (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

Артиллеристы мне, Савелий, тоже нужны. Дело тебе будет не совсем привычное, фугасы и мины из снарядов делать, да взрывать их у германцев. Ты лаборатористом в японскую был, тонкости знаешь, думаю, справишься…

И тебе, Платон, дело найдем. Не всем в разведку ходить, кому-то надо и за хозяйством приглядывать. Будешь у нас за каптенармуса, денщика, да и так, по хозяйству командовать.

Сидят, думают, переглядываются. Если артиллеристы, вроде, согласны, то сибиряк какой-то мутный. Нахмурился, смотрит под ноги. Тишина в канцелярии напряженная, аж какая-то зловещая.

— Ну, что скажете?

— Ваше благородие, так мы согласные, вон Платошка уже надоел аж со своими причитаниями, мол, чё дальше будет. — Подает голос Савелий, — Тока вот сумлеваюсь я, потяну ли. Посмотрел, как Ваши казаки воюют. А как не сдюжу?

— Тебе, Савелий и не надо будет германцев толпами резать, да в штабеля укладывать. Немного поднатаскаешься, — за себя постоять сможешь. А задача твоя будет — взрывать, мины закладывать. Да и делать это будешь не в одиночку. Найдем тебе грамотных помощников. Согласен? А ты, Платон? Ну вот и ладушки.

Теперь — последний. Семен-сибиряк. Что-то не видно на лице особой радости. Интересно, что ему не так?..

— Ну, а ты, Семен, что скажешь? Вижу, не хочешь. Почему так?

— Ваше благородие, извиняйте, коль что не так скажу. Мы — сибирские стрелки, а не пехота какая, нам бы в полк родимый, обратно. Да и в Новониколаевске ишо с мужиками-промысловыми артель составили земляцкую. Друг за друга клялись держаться. Хотел бы у Вас остаться, да слово дадено — вернуться, если жив буду. — Семен поднимает на меня глаза, полные решимости. — Не можно мне из артели нашей охотницкой уйтить. Нас и так в ней пятеро осталось.

— Жаль, очень жаль. Ты бы мне очень к месту пришелся… — Вдруг в голову приходит интересная мысль. — А давай вот что сделаем! Я к тебе в полк съезжу, коль у вас там артель, с ними со всеми поговорю. Может быть отпустят тебя?

А, может, и всех охотников к себе сагитирую. С их начальством мне проще договориться будет. Если Бойко поможет…

После обеда решил подготовить трофеи для Валерия Антоновича. В смысле, для его вояжа в штаб фронта. Поэтому попросил Михалыча принести пару люгеров, которые у нас остались. Естественно, не длинноствольных артиллерийских. Их я никому не отдам! А какому-нибудь тыловому интенданту сойдет и обычный в обмен на помощь в поисках нужных нам мадсенов. Клинки же пойдут в подарок кому-то более важному и всемогущему. Например, адьютанту командующего, или еще каким-нибудь персонам, приближенным к Верхам.

Митяев вошел с пистолетами в руках, по привычке совершенно без звука.

— Командир, у нас коротких только два осталось. Их отдадим, с чем тренироваться будем?

— Они, Михалыч, сейчас важнее в штабе в виде подарка. Капитан Бойко раздаривать их направо и налево не будет. Не пригодятся. — обратно отдаст.

На лице Митяева была прям-таки написана цитата из «Иван Василича». В смысле — «Чтож ты, сукин сын, самозванец, казенные земли разбазариваешь?!». Но вслух ничего не сказал, положил кобуры на стол. Хотя по поводу самозванца был очень недалек от истины.

— Григорий Михалыч, давай-ка ты клинки подготовишь, ну там подточишь, смажешь. А я пистолетами займусь.

Митяев уходит и через пару минут возвращается с ветошью, оселком и какой-то баночкой. Садится за стол у окна и начинает править шашку. Я тем временем разбираю пистолет и начинаю его чистить. И увлекаюсь этим занятием настолько, что перестаю обращать внимание на то, что происходит вокруг. А потом, прихожу в себя от наступившей тишины. Оселка больше не слышно, Михалыч сидит и медленно ласкает бархоткой лезвие Гурды, как будто гладит шею своего боевого коня. На лице такое похоронное выражение, что мне моментально становится не по себе и немного защипало в носу… Да японский городовой! Придурок из будущего! Для казака шашка — это все! А тут очень редкая и ценная. И видно, что ковалась для войны, а не для парадов… А пошли они все… к одной всеизвестной матери! Тыловым крысам и штабным остального хватит за глаза! Чтобы скрыть собственное смущение, нарочито грубым жестким голосом спрашиваю:

— Вахмистр, почему боевое оружие среди этих парадных висюлек держишь? Ему не место здесь!

Митяев недоуменно смотрит на меня, потом по старой вьевшейся привычке вскакивает, держа клинок в руках. Видно, что не знает, как меня обозвать. То ли «Командиром», то ли «Вашбродью».