Ей ехать по этому мосту?

Нет! — хотела крикнуть она, но не успела. Повозка уже покатилась по деревянному настилу над пропастью. Она сжалась на сидении и уперлась руками в стенки повозки, как будто это могло ее защитить.

Наконец они въехали во внешний двор замка. А ее все еще трясло.

Потом преодолевали двое ворот с решетками. Не замок, а настоящая тюрьма!

Немного пришла в себя Истелинда, когда ее поместили в отведенные для нее покои. Здесь было добротно, но аскетично. И хорошо протоплено. Как бы она сейчас ни ненавидела Хойта, от тепла и ощущения твердой земли под ногами девушка расслабилась.

Ей принесли еду, и это неожиданно заставило ее собраться.

Она Истелинда Белмар. Первая красавица Хигсланда. И все равно здесь не останется. Если есть слуги, значит, их можно подкупить. Или соблазнить. Она в любом случае вырвется на свободу.

Но не сегодня. Сегодня она очень устала. Глаза закрывались. Сейчас спать, а завтра…

Завтра планам не удалось сбыться.

Потому что утром в ее покои заявилась строго одетая женщина, сухая, как палка, и с неприязненным лицом. Чопорно кивнула и представилась:

— Меня зовут мадхен Кройц. Я ваша личная камеристка.

— Что? — только успела ахнуть Истелинда. — Подите прочь!

А та и бровью не повела. Приказала заносить еду и продолжила:

— Отныне я буду находиться при вас постоянно, — помедлила и добавила: — Для вашего же удобства.

Как Истелинда была зла… Она готова была кинуться на эту сухопарую и жилистую уродину с ножом, но все ножи убрали, а ложка была деревянная.

Как она в тот момент НЕНАВИДЕЛА Хойта!

Его она готова была придушить голыми руками. Но прежде — выцарапать ему глаза. Пусть только приедет. Пусть только приблизится!

Однако неделя прошла, а лорд дознаватель так и не появился. Зато эта мадхен Кройц постоянно торчала рядом. Сначала Истелинда готова была бросаться на нее тигрицей. Потом просто взвыть от безысходности. Наконец ей в голову пришло, что можно подольститься к собственному мужу. В конце концов, она красавица, и если соблазнить его, она сможет отсюда выбраться.

Проблема заключалась в том, чтобы его дождаться.

Еще несколько бесконечно долгих дней прошло.