- Извините, сейчас я умоюсь и выйду.

- Конечно-конечно! Не обращайте на меня внимания, - улыбнулась Юлькина мама и повернулась в сторону.

Берендей захлопнул дверь и уткнулся лбом в зеркало над раковиной: он чувствовал себя вором, который обманом проник в чужой дом, да еще и заглядывается на хозяйскую дочь. Пока длился праздник, и на следующий день, он не чувствовал себя неправым. И в прошедшую ночь тем более не чувствовал. А теперь, когда он увидел настоящую хозяйку дома и понял, что Юлькины друзья хорошо знакомы с ее родителями, ему стало неловко. В глазах Юлькиной мамы он - проходимец, совершенно чужой человек. И от проходимца можно ждать чего угодно. Он может оказаться вором, пьяницей, дебоширом, маньяком, наконец. Взрослым людям свойственна недоверчивость, и Берендей бы нисколько не удивился, если бы Юлькина мама выставила его вон, как только поняла, что про него никто ничего не знает.

Дома он каждое утро обливался холодной водой, как когда-то приучил отец. Во-первых, у берендея должно быть здоровое тело. Ему дарована длинная жизнь, в два раза длинней, чем у обычного человека. И ее надо беречь. Во-вторых, зверь не должен издавать лишних запахов. В-третьих, это снимало его обычную утреннюю сонливость. Особенно зимой.

Выйти во двор и облиться из ведра, как он привык, показалось ему чересчур вызывающим, поэтому пришлось принять холодный душ. Никакого удовольствия он при этом не испытал: вода лилась тонкой струйкой, за ночь нагрелась и была скорей тепленькой, чем ледяной. От колодезной воды кожа загоралась огнем, кровь ударяла в голову, энергия била через край. А зимой и снегом можно было растереться. Нет, душ однозначно не понравился Берендею. Но из ванной он вышел куда бодрее, чем зашел. И тут же столкнулся с Юлькой.

Она была розовой со сна, мягкой и трогательной. А еще ему показалось, что она плакала: ее глаза слегка припухли. Но она проспала всего три часа, и это действительно могло только показаться.

- Привет, - Берендей улыбнулся ей.

Она почему-то не ответила ему, только кивнула и спрятала глаза. Как будто он чем-то ее обидел. Он пропустил ее в ванную, пытаясь вспомнить, что говорил и что делал перед тем, как они разошлись по комнатам. Почему она не улыбается больше, как вчера? Может, она просто не выспалась?

Берендей тут же почувствовал на себе чей-то взгляд и повернулся в сторону стола: на него смотрела Юлькина мама - с интересом и любопытством. Она поняла? Вот так, сразу? С одного взгляда?

- Садись чай пить, я привезла пирожные, - позвала она. Ему понравилось, как она это сказала, - как будто старому знакомому. Не фамильярно, но очень… по-дружески.

За столом уже сидели Андрей, Наташа и Людмила.

- Проходи сюда, - Антонина Алексеевна кивнула на место в углу.

Там уже стояла кружка с дымящимся чаем. Хочешь-не хочешь, а пришлось занять именно тот стул, который для него выбрали. Берендей хотел сесть с краю, он любил сидеть с краю. И на краю стула - чтобы ничто не мешало в любую минуту сорваться с места. «Это звериное», - говорил отец и тоже старался запихнуть его в угол.

Берендей кивнул и сел. Справа от него, через угол, сидела Людмила, а слева осталось свободное место. Андрей привстал и поприветствовал его нарочитым рукопожатием. Вчера они немного познакомились, и, похоже, Берендей Андрею не понравился. Интересно, чем? Берендей относился к нему вполне дружелюбно.

Без объяснений все понимали, что связь Андрея с Наташкой не продлится и недели: яркая, симпатичная девочка привлекла его лишь доступностью. Андрей был весьма симпатичным юношей, и Берендей долго не мог понять, откуда берется его потребность в легких победах. Только потом, поглядев внимательней, выяснил: Андрей считал себя толстым. Он и вправду был склонен к полноте, но она его нисколько не портила, наоборот, придавала солидности и шарма. Но, видно, себе он рисовал другой образ.

Наташка была слишком простой для него - не умела правильно говорить, правильно есть, правильно себя вести. А Андрей явно жил в семье, где это ценится. Берендей видел, как за новогодним столом, будучи совершенно пьяным, он ел гуся ножом и вилкой. Он и сейчас сидел за столом выпрямившись и прижав локти к бокам. И речь его отличалась литературностью - он всегда правильно и по-книжному строил фразы: это выглядело естественно и не вызывало отторжения.

Людмила же, наоборот, старалась казаться интеллигентной, но у нее это плохо получалось. Отец говорил Берендею, что интеллигентным человеком нельзя притвориться. И точно: что-то выдавало в Людмиле дочь нуворишей, высоко взлетевших, но так и оставшихся мещанами во дворянстве. Однако Людмила ему понравилась. Она была высокой, статной брюнеткой, ярко накрашенной, даже когда шла кататься с горки. Голову держала высоко и гордо; губы ее, чувственные и яркие, оставались плотно сжатыми, как будто она играла королеву. Но иногда, забывая о своей нелегкой роли, она превращалась в обычную девчонку, с южнорусским говором и южнорусским же темпераментом. И тогда ее мимика становилась богатой, а лицо, утратив маску, располагало к себе.

- Ну, как вы сдали химию? - спросила Юлькина мама, обращаясь к Андрею.

- Нормально сдали, - ответил он, - почти все сдали. Но мурыжил нас преподаватель до шести часов вечера.

- Ну, этого следовало ожидать. А Наташа где учится?