В назначенный осенний день вся наша команда прибыла на место за несколько часов до конференции и подготовила зал. Аудио- и видеоаппаратура, демонстрационные материалы, записи — все работало в штатном режиме, как следует.

Картина с самого начала мероприятия находилась в зале, на подрамнике, задрапированная шелковым каре.

Ко времени начала в зале собралось около пятнадцати человек. Я не переживал — думал, что люди, возможно, опаздывают. Однако уже через полчаса нам следовало начать — хотя в зале присутствовали всего-навсего человек двадцать пять. Хотя, впрочем, была еще пара-тройка телегрупп.

В силу своей неопытности я был расстроен и ошарашен. Мы ожидали аншлаг, а теперь видели перед собой почти пустой зал. Никаких объяснений этому феномену я не находил. Тем не менее ждать больше было нельзя, и мы начали мероприятие с тем набором гостей, который был в наличии.

Я смог справиться со своим отчаянием лишь некоторое время спустя после начала.

Потом, пока шла ознакомительная часть, когда Стефани и Лор рассказывали про Челлини, иллюстрируя свое повествование картинками и фотографиями, я все-таки взял себя в руки.

Их презентация прошла почти без сбоев, и затем мы показали картину. Я сам снял шелковое покрывало с портрета, и его многократно сфотографировали представители прессы.

А затем, по плану, началась самая ответственная часть: ответы на вопросы.

Эксперты держались молодцом, они четко и понятно излагали свое мнение относительно картины, личности Челлини и датировки. Я тоже сидел среди экспертов за длинным столом, лицом к залу.

Сначала вопросы были вполне заинтересованными, но потом присутствующие в зале итальянцы попытались предъявить какие-то претензии. Откуда они там взялись и когда именно появились, я так и не понял. Очевидно, вошли в зал, когда презентация уже началась и погас свет.

Я помню, что вопросы от них были довольно странными: мол, почему вы устраиваете конференцию здесь, а не в Доме итальянской культуры?

Впрочем, спрашивали и о том, почему картина так хорошо сохранилась. Вероятно, имелось в виду, что она не такая уж и старая.

На что наш реставратор мадам Прамс, эксперт, аккредитованный при Апелляционном суде Парижа, четко возразила, что картина выглядит в соответствии со своим почтенным возрастом, принимая во внимание технику письма и основу, на которой она выполнена.

Потом были высказывания, что, если это автопортрет, автор должен смотреть в зеркало. Но на самом деле, как ответили эксперты, на других автопортретах Челлини тоже смотрит в сторону. Очевидно и бесспорно, что великий скульптор легко справился с этой проблемой.

Теперь, когда пишу эти строки, я считаю, что та конференция в целом удалась, и после ее окончания эксперты активно давали интервью на камеры ТВ.

Однако тогда у меня оставалось какое-то горькое чувство, некая опустошенность в душе — я все-таки рассчитывал на гораздо больший интерес.

Из посольств не пришел и не «отписался» о вежливом отказе почти никто. Музеев тоже не было. Зато присутствовали какие-то сомнительные итальянцы, которых не было в чек-листе. Угнетало, что русские журналисты тоже не пришли, хотя мы вроде четко с ними договорились…

Я не знаю до сих пор, чем объяснить такое холодное отношение к нам. Без излишней паранойи, впрочем, склоняюсь к тому, что влиятельные наши недруги здорово поработали и над этой темой, почти сорвав нам конференцию неявкой.

Вечером того же дня, через пару-тройку часов после того, как все разошлись, кто-то якобы от имени французского журнала «Конессанс дез арт» позвонил на личный мобильный телефон одного из наших сотрудников, Лоика С.

Женский голос просто-напросто нахамил несчастному французу без всяких на то причин. Мадам называла нас жуликами и шарлатанами. Правда, непонятно, что именно у нас было жульнического и в чем конкретно состояло наше шарлатанство?