– Постой-ка – проговорил я, какое-то время переваривая тревожную информацию. – Она не твоя настоящая мать?

Я указал рукой на соседку.

– Ты смотри, – сказала соседка моей матери – наверное, что-то о нас говорят.

– И как это до тебя дошло? – Латифа развела руками, обращаясь ко мне. – Пока жил в теле младенца, отупел до его уровня? Моя настоящая мать живет в Польше, и, наверное, с горя убивается последние полгода. Уверена, она меня примет, когда выслушает. У тебя то остались родственники в той жизни? Есть, к кому вернуться?

– Это и есть моя жизнь! Я прожил тридцать лет, пока мне не прострелили череп. А очнулся в послеродовой, в своем же теле, только детском.

– Твою мать. – У Латифы было не менее удивленное лицо, чем у меня после её рассказа. – Просто вынос мозга.

– Точнее не скажешь. Хуже наказание сложно придумать.

– Ты совсем идиот? Не догоняешь, как тебе повезло? Да я бы все отдала, чтобы заново начать свою жизнь. У тебя есть возможность что-то изменить, исправить ошибки, улучшить свое будущее.

– И все это успеть до крещения? Интересно, как? Не подскажешь способ?

– Дылда взрослая. Придумай что-нибудь. Или не придумай. Мне плевать. У меня то есть план.

– Дерьмо твой план. Ну, сбежишь ты от мамки во дворе. И куда потом?

– Чем дальше, тем лучше. Главное, из города свалить. А там кто-нибудь, да приютит. Хоть детский дом. Все лучше, чем помирать. А как подросту, найду способ свалить в Польшу к маме.

Мне вдруг стало жалко маму Латифы. Не ту, что в Польше, а эту, которая стояла рядом с моей. В глубине души я пожелал, чтобы она крестила дочурку как можно скорее, пока та не научилась ходить. Ничего не имел против Латифы, но страшно было представить, что творится с сердцем женщины, чей ребенок бесследно пропал во время прогулки. Никому бы такого не пожелал.

С момента своего перерождения я стал очень сентиментальным касательно матери. После общения с Латифой я понял, что уже кое-что исправляю. Делаю мать чуточку счастливей своим поведением. Мне хотелось верить, что после моего крещения, младенец, в котором я пребывал, не вырастит тем же говнюком, каким вырос я. И что он будет лучше относиться к единственному родителю.

Хммм… Единственному?

Рождающуюся мысль перебила соседка. Она взяла дочь на руки и принялась прощаться с моей матерью.

– Как тебя зовут, напомни? – обратилась ко мне Латифа.

– Леонас. Но в будущем я сокращу его вдвое.

– Станешь Насом что ли?

– Лео.