На следующий день, пока Требор и Эрик медленно спускались вниз по плохим безлюдным дорогам, Требор рассказал Эрику о проблемах, с которыми он столкнётся в лице озлобленной, испуганной, испорченной и, в общем-то, бесполезной будущей подруги-жены, у которой к тому же мозги до дыр промыты пропагандой ЗОГа.

– Я знаю, знаю, – возражал Эрик, – но ты же сам говоришь, что женщины невероятно легко поддаются влиянию, особенно когда они молоды.

– Это правда, но помни, что эта девочка живёт в роскоши, которая и не снилась даже королям и королевам прошлого. У неё нет совершенно никакого опыта жизни в окружающем мире, и она вообще неспособна на что-нибудь полезное, пока её не научат. И она будет сопротивляться.

Оценка Требора оказалась отрезвляющей, и Эрик несколько часов молча размышлял об этом. После наступления темноты, они снова начали разговаривать, поскольку оказались на территории ЗОГ, но только о деле, подробно обсуждая свои действия и возможное изменение обстановки.

Поле для гольфа загородного клуба было окружено сплошным забором из сетки высотой два с половиной метра. Ворота к подъездной дороге для ремонтных автомобилей и снабжения были расположены в дальнем от дома конце поля. Открыть ворота было для Требора детской забавой. Однако им пришлось оставить автомобиль припаркованным вне поля и пойти к дому родителей Дори пешком, чтобы их не обнаружили рабочие, которые ухаживают за полем, поливают и косят траву на лужайках всю ночь напролёт.

Незадолго до полуночи опытные повстанцы в тёмной одежде и с обычным набором оружия и приспособлений добрались до своей цели – двухэтажного кирпичного дома. Все огни в доме были погашены. Найдя в гараже пару дорогих автомобилей, воины посчитали, что вся семья уже спит, и с радостью обнаружили, что чёрный ход роскошного дома не заперт.

– Кажется, эти богачи чувствуют себя в полной безопасности, – прошептал Эрик.

Требор только хмыкнул в ответ.

Из-за отдалённости в доме было слишком темно, чтобы можно было обследовать его без помощи фонариков, которые они принесли с собой. Разведка первого этажа показала, что людей там нет. Бесшумно скользнув вверх по лестнице на второй этаж, воины увидели там десяток дверей, но все они были закрыты. Было непонятно, какая дверь ведёт в спальню Дори. Было слишком темно, и в комнатах ничего не было видно. Воины достали фонарики. Они могли разбудить хозяев, но приходилось рисковать.

Повстанцы пошептались, стоя в конце прихожей.

– Можно начать здесь с первой двери, – сказал Требор.

– Давай я пойду первый, – рвался вперед Эрик.

– Ладно.

Медленно и тихо Эрик повернул ручку двери первого дверного проема и приоткрыл её. Было темно, хоть глаз коли, и ничего не видно. Внезапно Требор включил фонарик и осветил, как оказалось, какую-то студию или кабинет. В комнате никого не было кроме самих повстанцев. Они вздохнули от разочарования, что придётся повторять эту напряжённую операцию.

Вторая дверь открылась в пустую спальню для гостей. Третья комната оказалась занятой, но, к сожалению, не Дори. Фонарик Требора высветил пару, спящую на огромной кровати. Мужчина, крупный экземпляр лет под пятьдесят, проснулся почти мгновенно, закрывая глаза от света. Он удивленно пробормотал: – Кто вы такие, чёрт побери?!

Эрик щёлкнул выключателем света и закрыл дверь. Теперь оба воина стояли открыто, нацелив пистолеты  на кровать. В этот момент женщина проснулась, увидела повстанцев и закричала.

– Заткнись, – предупредил Требор тихим, но угрожающим голосом, направив свой пистолет прямо в искажённое ужасом лицо женщины. Крик резко оборвался.

– Ясно, кого она разбудила. Ты лучше иди, быстрее ищи свою девочку, – посоветовал Требор.

Эрик бросился искать спальню Дори, а Требор начал клейкой лентой связывать родителям лодыжки и запястья. Мать Дори  была довольно привлекательной женщиной, несмотря на явные признаки далеко не здорового образа жизни. Дрожащим голосом она спросила: – Что вам нужно?

– Только вашу дочь, – ответил Требор. Он с отвращением увидел выражение облегчения, появившееся на лице женщины. Она должна была знать, какие ужасные судьбы часто ожидали похищенных женщин, но, видимо, её это не заботило, раз собственная драгоценная жизнь была вне опасности.