— Мне жаль, что тебя интересует исключительно шваль.
Он не хотел этого говорить, но… джаровы эмоции, чтоб их. Злость, гнев, а может, ревность. Мысли о грядущем бале рождали в душе что-то тёмное, опасное. Через неделю в императорском дворце все заинтересованные в скорой женитьбе холостяки объявят, которые из шиари их заинтересовали. Вейнанд ничуть не сомневался, что заинтересованных в Лайре будет немало.
Особенно после триумфа её брата.
— Шваль? — чуть слышно переспросила она. Закусила губу, как будто бы дразня, подводя его к самому краю, а потом прошипела не хуже разъярённой гарпии: — Пустите! Вы мне… вы… Вы мне противны!
Толкнула его в грудь в надежде, что позволит ей уйти, отпустит, но добилась обратного. В тот момент генерал был вынужден признать, что достославного контроля, которым так гордился все эти годы, в нём больше не осталась.
Лайра, эта рыжая бестия, спалила его к джарам.
* * *
Не уверена, чего мне хотелось больше: оттолкнуть Эскорна, влепить ему пощёчину или плюнуть в него, как дракон, огнём. К счастью, мне хватило ума не призывать стихию. Вырваться не получилось, а попытка отвести душу пощёчиной была самым наглым образом пресечена. Оборотник схватил меня за запястье, а в следующую секунду я оказалась прижата к его груди. Так крепко, так тесно, что было непонятно, то ли это моё сердце стучит как ненормальное, то ли у меня в груди отдаются удары сердца генерала.
— Пусти, — прошептала и… замерла, даже не дыша.
Штормовой взгляд скользнул по моему лицу, задержался на губах, отзываясь во всём теле непонятным волнением. Я едва не застонала, вдруг осознав, что, несмотря на злость и ярость, что вызывал во мне этот мужлан, сейчас я безумно, до сумасшествия желала, чтобы он меня поцеловал.
И когда его рука легла мне на талию, а пальцы другой, в нежной ласке скользнув по обнажённому запястью, коснулись лица, даже не подумала отстраниться. Вместо этого прикрыла глаза, безвольно капитулируя, чувствуя, как сердце в груди (уже неважно — у него, у меня) с каждым мгновением стучит всё быстрее, и…
Услышала за дверью ворчливый мужской голос.
— Да где здесь, джары побери, уборная?!
Не знаю, кто отскочил первым: я или Эскорн. Когда дверь распахнулась, мы уже были по разным углам комнаты. Меня ворчливый старикашка, кажется, даже не заметил — успела юркнуть за пропахшее пылью растение. Упёршись взглядом в генерала и поняв, что за дверью нет и не было никаких туалетов, он с досадой выронил:
— Снова ошибся. Прошу простить меня…
В следующее мгновение дверь закрылась, отрезая нас от внешнего мира. Оказалось непросто выгнать себя из укрытия, но не торчать же за фикусом до самого рассвета.
— Я бы хотела вернуться домой.
— Я отвезу вас.