— Больно вот здесь, в груди. Я сама во всем виновата. Гадко себя вела и заслуживаю наказания.

Она ждала отклика Чарли на оценку своего поведения. Слово, которое она выбрала, было слишком мягким для определения ее совершенно ненормального поведения. Чарли же не смог издать ни звука. Притворяясь, что занят радиатором, он стоял лицом к стене.

— Чарли!

— Что?

Она прошептала запинаясь:

— Бен к тебе не приходил?

Чарли обернулся, все еще держа руку на радиаторе, и уставился на свою жену. В его голосе появились новые, жесткие нотки.

— Нет, мы вряд ли сможем с кем-либо общаться в ближайшие несколько дней. Дорога заблокирована, а телефонные провода сорваны.

— Ах да! — воскликнула Беллилия и, подумав немного, весело рассмеялась. — Снегопад! Значит, нас здесь засыпало снегом, ведь так, Чарли?

— Именно так.

— Когда-то в школе мы учили стихотворение о семье, попавшей в снегопад. Ты помнишь его, Чарли?

Он не мог отвечать. Беллилия всеми силами старалась восстановить их прежние отношения, притворялась, что у нее не было и мысли сбежать, что не было никакой лжи и никаких вопросов без ответа.

— Ты должен знать, — настаивала она, и в ее голосе звучал прямой вызов. — Ты ведь знаешь столько стихов, Чарли. Мне кажется, это Лоуэлл.

— Нет, это Уиттьер.

— Ну конечно Уиттьер. Мне бы твою память, любимый.

Он искоса посмотрел на нее и увидел, что она улыбается. Беллилия вела себя так, словно ничего особенного не произошло, будто прошлой ночью они спокойно легли в уютную кроватку и утром проснулись рядышком.

— После завтрака, Беллилия, я хочу задать тебе несколько вопросов.

Она поднялась с подушек:

— Конечно, дорогой мой. Но сначала мы должны позавтракать. Я проголодалась. И пожалуйста, подними шторы.

На щеках Беллилии опять появились танцующие ямочки, глаза ярко сияли. Лицо порозовело, и, хотя причиной тому была температура, она выглядела премило.