Доктор Мейерс давно не стряхивал свою сигару, и пепел ее наконец осыпался на лацкан пиджака. Он аккуратно стряхнул его в ладонь и стал оглядываться в поисках мусорной корзины.
— Почему у тебя здесь нет пепельницы?
— Вы только что нанесли моей жене гнусное оскорбление, — официально заявил Чарли. Он неожиданно обрел спокойствие, краска гнева сошла с его лица, и теперь оно было цвета сальной свечи. — Я вам этого никогда не прощу.
— И не надо, — сказал доктор. — Я бы тоже не простил. Но на твоем месте я бы не дал заморочить себе голову и следовал бы рекомендациям врача.
— Будьте вы прокляты!
Доктор не обижался ни на ругательные слова, ни на проклятия. Он хорошо понимал Чарли и даже радовался его ярости. Это свидетельствовало о том, что пациент находится на пути к выздоровлению. Тем не менее он продолжал уговаривать его сохранять спокойствие во избежание повышения кровяного давления.
— Тогда выслушайте меня, — попросил Чарли, стараясь быть хладнокровным и надеясь, что его собственный здравый смысл склонит старика к более разумной точке зрения. — У меня последнее время очень часто бывало несварение желудка. Я сказал вам об этом еще сегодня утром.
— Но ты не сказал, как давно с тобой это происходит. Когда ты впервые это обнаружил?
— После того, как мы кончили перестраивать дом. Я слишком много работал. С утра дом, потом магазины на Мейпл-авеню, потом работа в Бриджпорте.
— Началось все в октябре, так ведь? — Доктор потянул себя за бороду.
— Ну и что?
— Не заводись снова, Чарли. Сохраняй спокойствие. Как только ты встанешь на ноги, я проведу полное обследование, полное — от головы до пят. Только выполни одну мою прихоть: не бери в рот ничего, кроме того, что даст медсестра.
— Сначала я увижу вас в аду.
— Очень хорошо. Это будет на твоей совести.
Воцарившееся после такой перепалки молчание было скорее похоже на прекращение военных действий, чем на объявление мира. Чарли очень сожалел, что потерял самообладание. Когда он первый раз взорвался, то вел себя так, словно всерьез воспринял подозрение доктора. Почему?
В комнате снова запахло духами. Чарли поднял глаза и увидел у постели Беллилию, счастливую и прелестную. Горячий обед восстановил краски на ее лице. Она снова улыбалась, показывая ямочки на щеках, и всем своим видом, ароматом и шуршанием юбки полностью изменила атмосферу в комнате.
— Я была так обижена, когда вы отослали меня вниз, — призналась она доктору веселым, легким тоном. — Думала, вы хотите избавиться от меня и сказать Чарли что-то такое, чего мне не надо было слышать из-за моего теперешнего положения. Но когда вы стали орать друг на друга, я поняла, что все в порядке. Чарли никогда не поднял бы голос, если бы вы сообщили ему плохие новости. О чем вы спорили? Снова о политике?
— Да, — сразу же ответил Чарли и повернулся к доктору: — Там, откуда родом моя жена, нет никакого греха быть демократом. Она привыкла к вашим партийным братьям, доктор.
Беллилия засмеялась:
— Ты же знаешь, дорогой, что я в этом совершенно не разбираюсь. Пока ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы пускаться в дискуссии, мне абсолютно все равно, за кого ты голосуешь.