В спор вступил судья Беннет, предложив такую очередность: сначала открывает свой подарок один из гостей, потом это делает Беллилия, за ней опять гость и т. д. Все согласились и поручили Чарли играть роль Санта-Клауса: доставать пакеты, читать надписи и вручать подарки тому, кому они предназначались. Чарли смутился, испытывая чувство неловкости: он по природе был застенчив и понимал, что актер из него никудышный. Однако, когда увидел, что его друзья проявляют гораздо больший интерес к подаркам, чем к исполнению им роли Санта-Клауса, напряжение спало и он даже стал отпускать шуточки.
Всех гостей удивила щедрость Беллилии. Они не привыкли к таким дорогим подаркам на Рождество. Даже самых богатых их них, чьи депозиты были надежно размещены в Нью-Йорке, в Нью-Хэвене и в Хартферд-рейлроуд-сток, с детства учили быть благодарными за такие рождественские подарки, как апельсин, пара перчаток, коробочка конфет и особенно за Библию или «Очерки» Эмерсона. Они, конечно, тоже принесли свои подарки хозяйке, ибо ее гостеприимство с угощениями в рождественскую ночь требовало в ответ вознаграждения. Однако ничто не могло сравниться с ее подарками гостям. Каждый получил свой пакет — и мужья, и жены. А какие роскошные безделушки! Все из нью-йоркских магазинов! Мешочки для табака из натурального шелка, портсигары с монограммами, пепельницы из чистой меди, чернильницы и пресс-папье с бронзовой ручкой, а также специальные дорожные чашки в кожаных футлярах.
Миссис Беннет, которая принесла хозяйке дома три тряпочные рукавички для горячих сковородок, купленные в августе на благотворительном церковном базаре и отложенные специально для Рождества, подсчитала в уме, во что обошлись Беллилии подарки гостям, и сказала ее мужу:
— Никто из нас, Чарли, не мог бы сравниться с расточительностью твоей жены. Не в наших обычаях хвастаться своим богатством, как это делают люди с Запада.
Слово «хвастаться» не умалило того удовольствия и радости, которые испытывала Беллилия при вскрытии принесенных даров. Страшная аккуратистка, она сегодня беспощадно срывала обертку с подарочных пакетов, швыряла на пол бумагу и золотые ленточки. Каждый подарок казался ей замечательным, а каждый даритель — щедрым. Чарли видел страстное воодушевление от получаемой ею необычной радости: сироту приняли в добрую, хорошую семью, беспризорную девочку впустили наконец в магазин игрушек.
Глаза Люси Джонсон сияли, когда Чарли вручал Беллилии пакет, обвязанный золотой тесьмой. Под оберткой была коробка с японскими иероглифами.
— От Вантайана, — громким шепотом произнесла миссис Беннет.
Кое-кто из женщин кивнул. Они тоже узнали манеру оформления покупки и удивились, почему Люси нужно было ехать за рождественским подарком для Хорстов в Нью-Йорк.
Беллилия вытащила подарок из коробки и подняла вверх, чтобы все видели. На подставке из слоновой кости сидели три обезьянки. Одна закрывала лапками глаза, другая — затыкала уши, а третья прикрывала рот.
— О, большое вам спасибо. Мне очень-очень нравится. — Беллилия поцеловала Люси Джонсон.
Миссис Беннет что-то шепнула своему мужу. Судья взглянул поверх очков на Уэллса Джонсона. Раздался бой настенных часов. Некоторые из мужчин достали из карманов свои часы, чтобы проверить время.
Люси стала объяснять, почему купила именно такой подарок. Эти три обезьянки напомнили ей Чарли.
— Меня?
— Не видеть никакого зла, не слышать его и не говорить о нем. Разве это не Чарли до мозга костей? Такая уж у него натура. Я говорила Уэллсу, что у Чарли самый сильный характер из всех мужчин, каких я знаю.
Уэллс Джонсон подошел поближе к судье Беннету. Прикрыв рот рукой, он шепнул:
— Люси хотела показать, как мы ценим дружбу Чарли. Он подкинул мне массу дел в этом году.
— Ну это вполне естественно, ведь его собственность растет в цене, — заметил судья, у которого был в залоге дом Джонсонов, и которой считал, что заслуживает объяснения их экстравагантной траты денег.
— Есть и еще кое-что, — намекнул Уэллс.
Сквозь очки в золотой оправе сверкнуло явное любопытство, но Уэллс хранил свой секрет, словно деньги в банке. Когда судья начал проявлять нетерпение, Уэллс тихо произнес:
— Сейчас не могу ничего сказать. Чарльз не любит, когда об этом упоминают в присутствии его жены. Она очень уязвима.