Дверь в спальню открылась, безмятежную тишину темной спальни потревожили мягкие шаги и постукивание тапочек, шлепающих по ламинату. Затем разъехались в стороны тяжелые портьеры, запустив в просторную комнату солнечные лучи. А после распахнулась дверь лоджии, и спальня заполнилась свежестью весенней прохлады и шумом городских улиц. Мартовский воздух был невероятно свеж и чист. В комнате стало холодно.

— Таша, уже полдень! Вставай! — нарочито громко сказала женщина, принявшись протирать пыль с подоконников пушистой тряпочкой и поливать роскошно цветущие сенполии в маленьких разноцветных блестящих горшочках.

Таша дернулась, попыталась разлепить веки, но тут же зажмурилась. Яркий свет больно ударил по глазам.

— Я бы с радостью, но не могу… — буркнула недовольно девушка, натягивая пододеяльник на лицо так, что из-под него виднелись только спутанные кудри, разбросанные по подушке.

— Ну хватит! Не придирайся к словам. Жизнь продолжается, Таша! Все может быть, нужно стараться и верить…

— Один шанс из тысячи. Я устала стараться и верить, — перебила ее девушка, не желая снова слушать мотивирующие речи матери.

— Милая, ты спишь по двадцать часов в сутки. Антидепрессанты не помогают. Доктор сказала, что тебе нужно какое-то занятие и общение, помнишь? Тебе нужно выходить из дома.

Таша хмыкнула и отвернулась, закатив глаза.

— Ну какое, к черту, занятие? Мам, хватит ей платить! И хватит меня донимать. Задолбала уже…

Мать тяжело вздохнула, бросила тряпочку на стол и присела на краешек кресла с большими подушками прямо возле окна. Ей было проще сделать вид, что она не слышала упрека дочери. Но едва заметные морщинки на лбу все же проступали и выдавали ее напряжение. Вера была очень красивой женщиной, ухоженной, стройной, несмотря на ее уже далеко не юные годы. Ей было глубоко за сорок (сколько точно — она никому не говорила), но выглядела она ненамного старше своей двадцатилетней дочери. Хотя сейчас Таша выглядела даже хуже.

— Мне тут посоветовали прекрасного реабилитолога. Он инструктор по плаванью в спортцентре. Специализируется на людях с… разными травмами. Бассейн тебе идеально подошел бы… Как на счет вторника?

— Спортзал, спец-центры, тренажеры… Как же достало все! Эффекта никакого — одни мучения и боль. Не хочу. — Таша нервно теребила руками одеяло, вздымая его. Она пыталась укрыть оголившиеся замерзшие ноги, ощутив легкое покалывание от холодного воздуха с лоджии. Ей хотелось согреться.

— То, что ты чувствуешь, это нормально! Но пора бы выйти из четвертой стадии, Таша! Твоя депрессия подзатянулась… — Вера подхватила вздымающееся одеяло и натянула на ноги дочери.

Таша молчала, еле сдерживая гнев. Вера присела рядом с ней на кровать.

— Мы справимся вместе! Ты, я и Ева. Слышишь? Мы через все пройдем.

— Женя не звонил? — перебила маму девушка, не желая слушать ее подбадривания.

— Нет…

Таша закрыла глаза, сжав одеяло сильнее, и закусила губу. Ей хотелось просто лежать в постели и плакать. Жалеть себя и плакать. Кричать, что жизнь несправедлива, и плакать.

— Скоро придет массажистка. Пора приводить себя в порядок, — сказала женщина уже другим — более строгим — тоном, словно не замечая состояние дочери.

На самом деле Вера все замечала, но понимала, что жалость к дочке только усугубит положение, и идти у нее на поводу нельзя. Так объяснила ей психотерапевт Юлия Синичкина, каждая консультация которой обходилась семье в круглую сумму.