У меня аквариум на 100 литров со шпорцевыми лягушками. И с фильтром, который все отходы их жизнедеятельности всасывает. Фильтр, конечно, тоже надо мыть и аквариум иногда чистить, но там вода и я в резиновых перчатках.

…В общем, за исключением подгузников, я делала для Димочки все. Таня была моей лучшей подругой, почти сестрой. Она подкидывала мне Димку пока доучивалась после академки (бабушка сидела с внуком неохотно, хотя не работала), несколько лет спустя я забирала Димку из садика и везла к себе домой, потому что Таньку иногда задерживали на работе. Мы гуляли с ним около моего дома в тенистых околохрущебных дворах. Дима звал меня «тетя Рита», иногда «тетечка Риточка», если что-то клянчил у меня, а если я ему отказывала, то сердился и я превращалась в «Тетку Ритку».

Потом, когда он учился в школе, я натаскивала его по английскому, французскому, по истории и по литературе. В общем, он очень удивился, когда узнал, что я ему не родственница.

— Дима пропал? — переспросила я. Больше сказать было просто нечего.

Наверное, нет смысла объяснять, что для Таньки он был светом в окошке, худо-бедно озарявшем ее непутевую жизнь. Татьяна рано постарела, сникла, она работала не столько из-за денег (отец ее, сменивший с годами гнев на милость, выслужился и получал немало, так что мог содержать хоть десять внучат), сколько ради того, чтобы как можно позже прийти домой и отговориться от всех маминых претензий одной фразой «Мам, я так устала, а мне завтра рано вставать!». И все из-за Женьки кудрявого, соблазнившего ее на первом же курсе.

Чем старше становился Дима, тем больше с ним было хлопот. Он не был полным балбесом, скорее принадлежал к толпе способных, но ленивых. Во многом благодаря моим связям, его поступили-таки в МГУ. Танька была счастлива — она так боялась армии! Но, чуть передохнув, нашла новый повод для беспокойства: теперь она боялась, что на Филфаке мальчик попадет в дурную компанию, к каким-нибудь наркоманам. К наркоманам Димочка не попал. Он угодил к кельтанутым.

В этом была отчасти и моя вина. Кельтами я увлекалась давно и отчаянно. Это было мое хобби, моя тайная страсть еще с тех пор, когда мне по чистой случайности попала в руки книжечка — сборник ирландских саг в переводе А.А. Смирнова. До этого я как раз перечитывала Беовульфа, но как-то не вдохновилась даже во второй раз. И тут — такое открытие! Какая простота и чистота сюжета! Для меня это было окошко в древнюю культуру, о которой — о ужас! — я не знала ровным счетом ничего. Потом я приобрела «Похищение быка из Куальнге» и с удивлением обнаружила, что перевод был сделан знакомыми моих коллег. С тех пор я жадно выискивала при каждом походе в Ленинку все, что связано с кельтами и, по моим скромным оценкам, стала смыслить об этих народах если не на уровне специалиста, то, по крайней мере, на уровне очень грамотного любителя. Я пыталась учить языки, но древнеирландский показался мне сложным, современный ирландский — тоже, а вот бретонский виделся мне не таким устрашающим. Его-то я и выучила по книжке, которую одна подруга привезла мне из Франции.

Конечно, я не могла удержаться от того, чтобы не почитать Димочке вслух мои любимые саги (вообще-то более грамотно называть их повестями). Димочка слушал внимательно, он, откровенно говоря, вообще слушал меня больше чем маму. Да и мама его, Татьяна, хоть и младше меня всего на девять с половиной лет, всегда слушалась меня как мать родную. Хотя бы потому что ее собственна мама с возрастом становилась все сварливее и обратиться к ней за помощью и советом значило обречь себя выслушивание долгих, нудных и злобных поучений.

Она не была против того, чтобы я читала Димочке «Похищение быка из Куальнге». Ну вот я и читала. Кто ж мог знать, что в начале девяностых молодежь начитается Толкиена (на которого у меня, кстати, аллергия, по мне лучше уж новомодный Гарри Поттер) и начнет как это у них принято говорить, «тащиться» от моих милых кельтов.

Меня коробило от того, что я видела по телевизору: мальчики и девочки в клетчатых юбках (да-да, и мальчики тоже!) прыгают, задирая ноги, в Центральном Доме Художника и еще каком-то подвальном помещении под звуки волынки и грохот совершенно не кельтских музыкальных инструментов. Я просто ревновала их к своему увлечению. То, что я лелеяла в душе годами, в самом укромном уголке, они вынесли на подмостки, да еще ногами топают! Чувствуешь себя так, будто пятнадцать лет растила под окнами палисадничек, а тут по нему пробежала орава дикарей.

Но они-то ладно, а Димочка-то куда?

— Тань, хватит реветь, — сказала я, — все равно не слышу ничего. Ты знаешь, какой у нас тут телефон. Приезжай ко мне, я через час буду дома, попьешь валерьяночку и все мне расскажешь.

Я положила трубку и собралась было выходить, как телефон позвонил снова.

— Алло, — голос у меня был вялый и усталый.

— Риточка, милая, привет! Это Володя тебя беспокоит… Володя! Надо же… Хорошо еще трубку сняла!

— Да, здравствуй, как дела?

— На букву хэ, но не подумай что хорошо… Риточка, я тебе по важному делу звоню. Ты ведь у нас того… кельтовед?

— Да ну тебя, я так, интересующаяся…

— Хватит скромничать, у тебя от скромности все беды… В общем, мне нужна твоя консультация.

— А… по какому поводу?