Я протянул руку и повернул регулятор громкости, после чего голос в динамике стал хорошо слышен.

— Сейдисфьердур вызывает семь-ноль-пять; Сейдисфьердур вызывает семь-ноль-пять.

Я снял с крючка микрофон.

— Семь-ноль-пять отвечает Сейдисфьердуру.

— Сейдисфьердур вызывает семь-ноль-пять; связь с Лондоном установлена. Соединяю.

— Спасибо, Сейдисфьердур.

Характер шума, доносившегося из динамика, внезапно изменился, и очень далекий голос сказал:

— Давид Таггарт слушает. Это ты Слейд?

Я ответил:

— Я говорю по открытой линии — очень открытой линии. Будьте осторожны.

Последовала пауза, после чего Таггарт сказал:

— Понимаю. Кто говорит? Очень плохо слышно.

Слышимость и правда была неважной. Его голос то усиливался, то становился совсем слабым и временами прерывался треском статического электричества. Я представился:

— Это Стюарт.

Из динамика донесся какой-то неописуемый шум. Это могли быть помехи, но скорее всего Таггарта хватил апоплексический удар.

— Какого черта ты там вытворяешь? — проревел он.

Я посмотрел на Элин и подмигнул ей. По звуку его голоса было ясно, что Таггарт не на моей стороне, и теперь оставалось выяснить, поддерживает ли он Слейда. Он продолжил возмущенным тоном:

— Я разговаривал со Слейдом сегодняшним утром. Он сказал, что ты пытался… э… расторгнуть его контракт. — Еще один удобный эвфемизм. — И что произошло с Филипсом?

— Каким еще Филипсом? — спросил я озадаченно.

— Ох! Ты должен его знать как Бушнера — или Грахама.