Да, еще, - «Плевок Огненной Саламандры» - преобразовал обратно в меч джедая.
Попутно успеваю тарабарить с местными жителями на чудовищном языке. Потом собираю манатки, сажусь в «пони» и еду вниз по склону, а когда останавливаюсь, беру с пассажирского сиденья «Lightsaber». Полюбовавшись им, выпустив и убрав энергетическое лезвие, ложу на капот «пони», да и переделываю его обратно в свой любимый раритетный примус «Шмель-3». Заодно, еще один уровень теряю.
Затем, из темноты ночи вынырнул странный патруль, старший что-то прокричал, подходя и выворачивая голову. Они достали пластиковые стаканчики, по глотку вылили из себя чай, отдали мне, а я через носик всосал кипяток обратно в чайник. Забрал у всех сахар, - у эльфов из карманов повытаскивал, а у дварфа и Милко, - чуть ли не изо рта. Немного поболтал с ними, отошел в сторонку и сделал вид, что меня здесь нет, а они, притворились, что поверили, и меня не замечают, чрезвычайно заинтересовавшись примусом и автомобилем. Затем все ушли, погасив факелы, а я достал из машины геосканер, бросил его на землю, снял чайник, слил из него воду в пластиковую бутылку и затушил примус, втянув огонь в зажигалку. Что еще?
Лег, поспал, мучимый тревожными сексуальными грезами. Проснулся, с недоумением обнаружив едва взошедший месяц. И, напоследок, уткнувшись в переднее крыло уже теплеющего «пони», потерял сознание, успев уловить ощущение качки, как будто меня несут на носилках, или мерно колышется паланкин.
XXII
«На самом деле, совершенно ясно, что мы — не что иное, как ходячие мешки противоречий, и наша целостность зависит от того, что в каждый данный момент мы способны сконцентрироваться только на чем-то одном. На чем именно — этого предсказать невозможно, поскольку обстоятельства, определяющие выбор, заранее не известны».
Было темно и неуютно. И холодно.
Я не замерзал, меня просто слегка морозило, как при начинающейся высокой температуре. Чувствую, еще немного и сорвусь в судорожную дрожь озноба. На краю сознания маячит белесое пятно, разливаясь по периферии, как свет через закрытые веки.
Зрение вернулось сразу.
Нет не так.
Я открыл глаза, но ничего не поменялось, по-прежнему только желтоватое свечение.
И вдруг, без перехода - я вижу.
Как будто сменился кадр, с черного и пустого, на полноценную картинку, внезапно и неожиданно.
Естественно мозг оказался в ступоре, отказываясь воспринимать изображение как данность и слегка «подвис», переваривая перемены и пытаясь удержать мировосприятие в привычных рамках.
И надо сказать, было от чего «зависнуть».
Картины Маурица Эшера или работы Джоша Соммерса помогли бы, в некоторой слабой приближенности помочь представить место, открывшееся мне, и вид которого не смог упорядочить мой ошеломленный мозг.
Я, вместе со своим «пони», находился на маленьком просторном балконе. Он был огражден от сопредельного с ним пространства, совершенно отсутствующей игольчато - округлой, хаотично светящейся в своей упорядоченной темноте, такой уродливой в навязчивой, безликой красоте, изорванной до целостности, ажурными надолбами стелющейся по полу, под самым потолком сзади, балюстрадой. И все это на одном из радиусов бесконечной, абсолютно черной, четырехсторонней башни из белейшего мрамора. Она свивалась сама в себя, пожирала себя Мидгардским Змеем, и словно Гермафродит, любила себя со всей ненавистью.
Это совершенно примерное, по своей сути, как свинья на коня, описание.
Но, по-другому не получается.
Я находился на вертикальной стене, а горизонтально ко мне - совершенно безмятежно, как будто, так и должно быть всегда, спиралью уходила, вдаль ко мне, противоположная стена этой же башни. На ней имелся такой же точно, на первый взгляд, балкон, перевернутый вверх ногами, на котором стояло, смутно чем-то знакомое мне, техническое четырехколесное устройство и что-то жевало.