— Тогда пошли, — кивнул в сторону своего дома Опухтин.
А ещё через неделю они купили двуспальную кровать и пухленькая торговка перебралась в его комнату. Если бы не штаны, то у Опухтина никогда бы не появилось время изучать политическую обстановку.
ЗАСТОЛЬЕ
Хотя и называли Ивана в трудовом коллективе простофилей, человеком недалекого ума, а на его приглашение все откликнулись. Не отказываться же от такой халявы: и балычок, и огурчики малосольные и тушеная с телятиной картошечка, и грибки, и колбаска. Всех закусок и не упомнишь, какие выставила Иванова теща на стол в день его рождения.
Подарки побросали на кухонную кушетку и сразу за стол: «Ай, да Иван! Ай, да друг-товарищ! Спасибо, что не забыл — позвал!» Да что там были за подарки: все что выносилось с завода — из цеха товаров металлического ширпотреба — и годами хранилось в квартирах без особой надобности. Пирамидами возвышались на кушеточке семь эмалированных кастрюль, пара тазиков, три ведра, несколько столовых наборов с вилками и ложками, какие-то яйцерезки и даже эмалированный нужник с крышечкой. Но Иван-то, дурак, и не понял ничего: за подарки всем спасибо сказал, чуть ли не в ноги кланялся. В его-то доме заводского товара никогда не водилось. Хотя уже несколько лет и работал в инструментальном цехе, который находился под одной крышей с «ширпотребовским».
И теща у Ивана, как вскоре выяснилось, человек тоже недалекий, без свежей мысли в голове. Только бегала вокруг стола, да подкладывала в тарелки гостям: «Ешьте уважаемые. Пейте на здоровье!» Вот насчет того и другого, как раз упрашивать было не обязательно. И ели «хором» и подливать не забывали. Все держались молодцами. Только самого именинника шкивать начало в разные стороны. Да и сам он — дурак ведь! — какой-то бред на счет дружбы и уважения нести начал. А потом и вовсе заснул. Тут же среди гостей, за столом. Положил подбородок на руки и засвистел.
Да кто же на него будет обращать внимание, если водки на столе было видимо-невидимо. Пусть себе спит. Теша, правда, немного посуетилась, да разве же одна сможет справиться с таким грузом и дотащить до кровати. «Не трогай его, теща! — в один голос закричали гости, — Не хай себе спит тут. Глаза откроет, а мы ему сразу похмельную.»
— Ну, что ж, пусть спит, — согласилась пожилая женщина и присела на краешек стула.
— Дурак он у вас, причем полный! — кто-то сказал откровенно. — Вона сколько подарков ему натащили, а ведь мог все это и сам давно иметь.
— Бал-бе-е-ес! Жена на работе, а он дома праздник решил закатить!
— Полный профан!
— Вошь, тля!
— Говнюк, одним словом, — подвел итог общей дискуссии женский голос.
Теща ревностно вздохнула:
— Говорила я ему, что товарищи по работе плохого о тебе мнения. Так не верил. Удивлялся: за что ж меня не уважать? Плохого я никому и никогда не делал…
— Плохого никому ничего не делал, — тут же подтвердили несколько человек, — Но дурак он, конечно, полный. Ивашка, одним словом. Жить не умеет. Вона сколько денег угрохал, да какой стол с закусками размахнул! И только ради того, чтобы ему преподнесли ведра да кастрюли, которые он в собственном цехе использует в качестве табуреток на перекурах!
Теща передернула плечами:
— Совесть ему не позволяет. Честный он…
— Ха! Честный! — выпалил кто-то недовольно, — Значит, все остальные за этим столом — воры и преступники! Нет, теща, это не он, а мы честные! Все берут то, что плохо лежит и тащат домой. Только он, дурак, от коллектива отрывается. Значит и поступает бесчестно по отношению к своему коллективу.
— Что ж вы ему об этом в глаза не скажете? — спросила теща.