— Давайте попробуем уснуть вместе. Вдруг получится? — он отпустил её руку и принялся раздеваться. — Вы не подумайте, я уже из душа. Даже волосы мокрые, можете потрогать, — снова поймал её ладонь и положил себе на голову.
— Только у меня холодно, с мокрой головой не очень приятно, — честно предупредила она.
— Да ладно, приятная прохлада. О, а вы основательно утеплились, я смотрю.
— Я совсем замёрзла.
— А почему батареи не включите?
— Представления не имею, как это сделать. Знает Анна, но она уехала, и будет только в понедельник.
— Вы удивляете меня, Элоиза. Такая учёная важная дама, и не знает, ни как включить батареи, ни как согреться!
— Положим, я согрелась. А потом пришли вы.
— И всё испортил? — рассмеялся он. — Постараюсь исправить. Вот скажите, неужели вы рассчитываете, что эта футболка вас согреет? Глупости, сердце моё.
— Можно подумать, конечно. Глупости. Всё, что я делаю. И только вы пришли и говорите умные вещи.
— Ещё какие! Знаете, как проще всего согреться?
— Выпить коньяку?
— И это тоже, но можно ещё проще. Снимайте вашу броню. Кожа к коже — будет хорошо. А одеяло ваше годится, нормально.
Элоиза и опомниться не успела, как оказалась без одежды, зато с Себастьеном и под одеялом. Он был большой и тёплый, вернувшаяся было дрожь прошла без остатка. И уже ничего не останавливало от поцелуев, и руки блуждали по всему его телу — как же, кончики пальцев всё ещё холодные, их ведь нужно согреть, иначе нельзя.
Элоиза с усилием вынырнула из мутного и тяжёлого сна. Выпуталась из рук Себастьена и из одеяла, и села на постели. Три раза прошептала «Куда ночь — туда и сон».
— Сердце моё, вам не спится? — его рука последовала за ней, легонько погладила по спине.
— Очень неприятный сон.
— Знаете, у меня тоже. Обменяемся?
— Да, можно, — всё равно ему нужно рассказывать эту мутную историю. — Помните о картине, которую привезли к нам из Флоренции?
— Да, мне по телефону говорили о ней и вы, и Лодовико, и Варфоломей. Вы были самой краткой, Лодовико страшно ругался, а Варфоломей просто был многословен — наверное, от неуверенности. Но посмотреть на эту картину мне пока не удалось. Я решил, что будить добрых людей ночью ради такого дела — перебор. К слову, мне снилась барышня в старинном платье, рыжая такая, пышная, а платье всё расшито металлическими осьминогами, представляете? Правда, мы с ней поговорили совсем немного, она спросила, кто я такой, про себя сказала, что это и так все у нас знают, и что ей до следующей субботы нужно вернуться домой. При этом беседовали мы в очень неприятном месте — как будто пустота, а в ней полыхают языки пламени, и приближаются к нам. Мне было не по себе, но я решительно не видел, куда можно оттуда деваться, опять же барышня не выглядела человеком, способным о себе позаботиться, то есть спасаться нужно было вместе. Я, помнится, взял её за руку и стал молиться — ничего лучше не придумал. И тут вы очень предусмотрительно зашевелились. Брр, неприятные воспоминания, и ощущение тоже неприятное. Главное — о том, что должен был спасти барышню, но не спас.