Чудной иностранец

Дея всем своим юным сердцем тянулась к миру прекрасного и, по иронии судьбы, не доступного ее карману, а именно к живописи. Она частенько бывала на Невском, разглядывала выставленные на продажу картины. Торговцы, безошибочно распознавая в девушке несостоятельного покупателя, у которого денег не хватило бы и на подрамник, нещадно гоняли ее. Но Дея приходила снова и снова, влекомая этим загадочным, потусторонним миром — миром, что скрывался за обманчивой плотностью холста.

Эти нечастые променады, наполненные терпкими запахами масла и даммарного лака, шелестом бумаги и скрипом сангины удивительным образом расцвечивали ее унылые будни. Наблюдая за работой уличных художников, она словно окуналась в сказку, где возможным казалось абсолютно все. На хрустящей крафтовой бумаге оживали удивительные образы. Люди, позировавшие мастеру, зачастую были скучны и невзрачны. Но то, что выходило из-под руки рисовальщика, несло в себе и жизнь, и красоту, было притягательным, энигматическим, волнующим воображение.

Сегодняшний весенний день, был именно таким днем — наполненным звуками суетливого Невского и волшебными, оживающими на бумаге персонажами.

Старательно изображая, что дожидается автобуса, Дея следила за тем, как художник рисует курносую конопатую девчонку. Ее восхищала виртуозность, с которой мастер воспроизводил образ натурщицы. Он скользил угольным карандашом по бумаге, но рисовал не глазки, носик или канапушки, а распознавал, выводя на свет бутон ее истинной красоты, что распускался с натужным скрипом из невзрачной оболочки.

Дея стояла чуть вдалеке от всей этой мистерии и представляла, как, должно быть, скрипит и крошиться уголь под умелой рукой мастера, когда вдруг ее настойчиво похлопали по плечу. Обернувшись, она встретилась лицом к лицу с улыбающимся во весь рот мужчиной, диковатой наружности. Одет он был в старомодную тройку, голову покрывал котелок, а в руке вертелась трость, но при этом чудак был бос.

Дея вопросительно посмотрела на незнакомца, решив, что это иностранец, у которого на Петропавловке стащили туфли. Он же, оправдывая ее догадку, залепетал на неизвестном языке, тыча тросточкой в художника, за которым она наблюдала. Девушка упрекнула себя за то, что не уделяла должного внимания языкам и теперь вынуждена конфузиться перед гостем города, потому как в этой ситуации могла лишь мило улыбаться.

Иностранца это, судя по всему, вполне устроило. Он неожиданно выудил из кармана два помятых билетика и, всучив их Деи, поспешил слиться с толпой. Она принялась искать взглядом сбежавшего господина, чтобы поблагодарить, но он очень быстро скрылся из виду.

Дея посмотрела на билеты. Там красовалась надпись: «Музей-квартира Исаака Израилевича Бродского». Зажав в кулачке драгоценный клочок бумаги, она торопливо набрала сообщение своему другу Яну и пошла дожидаться его на площадь искусств.

Девушка уже в сотый раз пересчитывала складки на одеждах бронзового Пушкина, когда высокий, вихрастый парень с вздернутым подбородком и бойкими серыми глазами подкрался к ней сзади.

— Угадай кто? — спросил он, прикрывая глаза подруги ладонью.

— Добрыня Никитич, не иначе, — отозвалась Дея.

— Лестно конечно, но нет, не он.

— Ну ладно, Ян, кроме шуток, мне сегодня один иностранец всучил билеты в этот музей, — она указала на массивную деревянную дверь, скрывающую немыслимые сокровища, готовые предстать их взору.

— Тогда нам стоит воспользоваться ими, — ответил Ян, подавая девушке руку.