В стены купе заколотили, закричали «безобразие» проснувшиеся пассажиры. Катюша и Родион повалились на одну и ту же нижнюю полку, схватили одну и ту же подушку, с двух сторон вцепились в нее зубами, чтобы прекратить наконец «безобразие», задушить глупый смех. Близко-близко от себя Катюша увидела глаза Родиона, испугалась, но было уже поздно.
Подушка полетела на пол — теперь она им мешала.
Никакой романтики не было. Посопели, повздыхали страстно на нижней полке, легли спать на разных. Глубокой ночью проснулись одновременно, встретились еще раз, разошлись опять: он — теперь уже до утра, она, Катюша, так и не заснув, села за стол есть. Колеса поезда стучали, укачивали, и это было хорошо. Что стало бы с ними, если бы состав замедлил ход и крепыш Родион проснулся? Пришлось бы завязывать отношения.
К долгим отношениям Катюша не была готова, да и, честно сказать, не очень-то на них рассчитывала. Короткие — не то, чтобы презирала, не понимала: зачем они? Лично с ней такое случилось впервые. Катюша ела курицу, смотрела в окно — из темноты в темноту: там что-то проплывало. Катюша заплакала — просто так, не отчего. За час до прибытия поезда в Москву, когда пассажиры только-только начали просыпаться, она вышла на станции, где и планировала остановиться, — здесь жила бабушкина подруга тетя Зина.
Раскольников крепко спал.
Леночка Басманова — вдова убитого режиссера — после неожиданной смерти мужа чрезвычайно и резко, это бросилось всем в глаза, похорошела. Все сидели на большой стеклянной веранде басмановского дома и пили чай. «Все» относилось к родственникам Леночки и Златы. Вообще родственников было много, целый клан хорошо известных стране людей. Но здесь и сейчас собрались далеко не все представители многочисленных династий артистов, художников, детских поэтов и рестораторов. Все бы просто не уместились на двадцатиметровой веранде, ибо побочных ветвей у крепкого генеалогического дерева Басмановых, корнями вцепившегося еще в боярскую Русь, было… и не сосчитать сколько. Да что говорить, у одного только покойного режиссера, на девятый день которого собралась родня, законных жен было аж семь штук. И всех их он, как ни странно, любил в свое время, каждой посвятил главу в книге воспоминаний «Между прошлым и будущим».
Воспоминания тут же стали литературным событием месяца, бестселлером, и последней жене великого режиссера, вдобавок писателя, это льстило. Несмотря на то, что семь лет назад она подарила своему горячо любимому и уважаемому супругу сына Гришу, Леночка была еще совсем молоденькой — всего двадцать четыре года, и охочей до славы.
«А что в этом противоестественного? Все мы люди», — думала Злата, понимая, что для ее молодой мачехи слава — такая же игрушка, как и сын.
Не доросла еще девочка Леночка ни до всеобщего уважения, ни до воспитания ребенка.
Злата — человек взрослый и мудрый, относилась к славе по-другому: конкретно уважала, любила, добивалась ее. На лаврах отца она почивать не собиралась. В роду Басмановых так было не принято. Леночка — не в счет, она — пришлая, а потому — прекрасное исключение. Ее сын Гриша, и, разумеется, сын покойного Артема Сергеевича, не будет воспитываться гениальным отцом, как Злата, поэтому тоже пока — прекрасное исключение. Мальчик и сейчас уже с лица — ангел, в душе — черт. Вот взял и стер из компьютера почти законченную вторую часть воспоминаний папы, в которых тот хотел рассказать читающей публике о своих последних трех женах.
— Между прочим, там и обо мне было, — с сожалением сообщила всем собравшимся Леночка и поцеловала перемазанного клубникой сына в светлую макушку. — Кушай, Гришенька.
Мальчишка недовольно засопел, своенравно дернул головой и вытащил из глубокой тарелки самую крупную ягоду. На лице его легко читалось раздумье — откусить ли от клубничины большой кусок или попытаться засунуть ее в рот всю целиком. Брат покойного Артема Сергеевича, Василий Сергеевич Басманов-Маковский, тоже известный режиссер и красивый усатый мужчина, с интересом смотрел на единственного и обожаемого племянника. Когда Гриша подумал и не стал мелочиться, Леночка ахнула, а дядька довольно расхохотался.
— Наша порода, басмановская. Своего не упустит. Как же ты книжку-то у папки стер, орел?
Гришутка, сосредоточенный на жевании, сурово молчал и смотрел в одну точку, чтобы не отвлекаться и не подавиться.
— Он случайно стер, — ответила за него Злата. — Правда, малыш?
— Господи, зачем вы, Василий Сергеевич, столько клубники привезли? — взволнованно перебила Злату Леночка, с тревогой глядя на хомячьи щеки сына. — Да еще вместе с корзиной. Надо же додуматься купить клубнику у какой-то деревенской бабы на обочине дороги. Вам до супермаркета лень было доехать?
— А вы, девочка, сами-то давно от сохи оторвались, чтобы так народ презирать? — вступилась за родственника одна из предыдущих жен Артема Басманова — Мирра, намекая, очевидно, на происхождение Леночки — совсем не благородное. — Вы до замужества, я забыла, в каком ПТУ учились? На швею-мотористку? Или повыше рангом — на продавца?
— На парикмахера, — с вызовом ответила Леночка. — А что в этом плохого? По крайней мере, я в своей стране как жила, так и живу. Не бегаю, как некоторые, по заграницам и родину свою не оклеветываю.
— Что? — с интересом переспросила Мирра. — Как вы сказали? «Не оклеветываю»? Чудненько. Позвольте мне, бегающей, как вы только что выразились, по заграницам, вам, патриотке родины, заявить, что нет в русском языке такого слова, которое вы только что изволили употребить. Есть слово — в знак особого отношения к вам говорю его по слогам — «кле-ве-щу». Можете взять ручку, если вы умеете ею пользоваться, и записать сие слово на память. И в дальнейшем, если у вас возникнут трудности в произношении или написании русских слов, а они у вас будут возникать регулярно, не стесняйтесь, звоните мне в Париж. Я вам все растолкую по-родственному.
Красная, как клубника, Леночка хотела уж было вспомнить свою пэтэушную юность и ответить выпендривающейся старухе-иностранке по-простонародному, нахамить с наслаждением, но Гриша, потеряв еще большую клубничину, с шумом полез под стол. Да и Василий Сергеевич, знавший за девочкой грешок простонародного «красноречия», не дал ей развернуться и отвести душу.