На Невском и Знаменской площади

«Александровская» аптека, находившаяся по адресу Невский проспект, дом 120, принадлежала немцу-лютеранину Александру Клинге. Почему Зиновий Захарович решил оставить работу в аптеке родственников жены? Вполне возможно, по той причине, что находившаяся в самом центре города «Александровская» аптека была более престижным и прибыльным местом. В тот же дом вскоре переехала и семья Розенбаум, состоящая к тому моменту уже из пяти человек, с прислугой. Многие авторы пишут, что аптека находилась на первом этаже, Розенбаумы жили на втором, а на третьем – семья сестры Анны, Елизаветы, и ее мужа Исаака Гузарчика[32]. Энн Хеллер пишет о том, что Розенбаумы занимали second floor – третий этаж (в Европе и Америке нижний этаж считается нулевым – ground floor).

И тут нам на помощь приходят данные филокартии (один из авторов этой книги является страстным собирателем старинных открыток). Почтовые карточки зачастую дают уникальные сведения о давно утраченных памятниках и зданиях. К сожалению, многие профессиональные историки пренебрегают этим важным источником, в основном из-за того, что их собиранием и систематизацией занимаются частники-коллекционеры, а не государственные библиотеки или архивы.

Так вот, на одной из них, с видом Знаменской площади (ныне площадь Восстания), выпущенной издательством «Г. М. Б.», четко видно, что «Александровская» аптека занимала угловой второй этаж здания, с окнами, выходящими с одной стороны на Невский, а с другой – на Знаменскую площадь. Следовательно, семья Розенбаум жила, вероятнее всего, в аналогичных помещениях на третьем этаже, а Гузарчики – на четвертом. Таким образом, балкон, с которого Алиса Розенбаум наблюдала за ходом драматических событий 1917 года на Знаменской площади, находился на углу дома, на третьем этаже. Вход в подъезд, где жили Розенбаумы, был там же, где и сейчас, – в центре фасадной части здания, выходящей на Знаменскую площадь. В ту эпоху его увенчивали надпись «аптека» и массивный двуглавый орел (естественно, до наших дней не дошедшие). Несколько забегая вперед, скажем, что после национализации аптеки Розенбаума и конфискации его квартиры победившим пролетариатом с 1921 по 1923 год семья будет жить в трех комнатах на четвертом этаже[33]. Таким образом, вся угловая часть дома 120 на Невском проспекте так или иначе связана с семьей Розенбаум.

Дом был расположен в весьма удобном, можно сказать, стратегическом месте: рядом находился Николаевский вокзал, куда прибывала львиная доля гостей столицы. На противоположной, нечетной стороне Невского проспекта, в доме 87, находилась известная Балабинская гостиница. Окна квартиры Розенбаумов выходили на Невский проспект и на Знаменскую площадь, получившую название от Знаменской церкви (сейчас на месте церкви, разобранной в 1941 году, находится наземный вестибюль станции метро «Площадь Восстания»).

Посередине площади стоял величественный памятник царю Александру III. В 1919 году монумент окрестили «пугалом» и выбили на нем строки пролетарского поэта Демьяна Бедного:

Детские впечатления

Какой была жизнь семьи в первые годы после переезда на Невский проспект? Судя по всему, союз Анны и Зиновия Розенбаум был достаточно устойчивым и бесконфликтным. Муж по много часов работал в аптеке; его супруга занималась воспитанием, образованием, медицинской и религиозной подготовкой девочек, пока они в возрасте восьми или девяти лет не поступили в школу. Главой семьи была, однозначно, Анна Борисовна. Об этом свидетельствуют все доступные семейные источники, прежде всего сама Айн Рэнд и ее сестра Нора. Следует отметить, что подобная «матриархальная» ситуация была достаточно типична для еврейских образованных семей той эпохи.

С каждым годом Розенбаумы становились всё богаче. В 1912 году Зиновий Захарович стал совладельцем «Александровской» аптеки, в которой работали не только он сам с компаньоном Александром Клинге, но и шестеро помощников фармацевтов, трое учеников и несколько служащих. В 1914 году, в начале Первой мировой войны, по-видимому в связи с ростом антинемецких настроений в стране, Клинге передал аптеку Зиновию Захаровичу в полную собственность. По мере роста доходов Зиновий приобрел не только саму аптеку, но и квартиру, которую ранее снимал, а также, возможно, и весь четвертый этаж. Тем не менее авторы, писавшие, что Зиновию Захаровичу принадлежал весь гигантский дом на Невском проспекте, безусловно, преувеличивают богатство семьи: им могли принадлежать квартиры лишь одного из подъездов.

Процветающий бизнес мужа позволил Анне нанять повара, горничную, няню для дочерей и даже бельгийскую гувернантку, чтобы девочки овладели французским еще до поступления в школу. Американский философ Джон Хосперс, основываясь на личных беседах с Айн Рэнд, сообщает, что у семьи было более пяти слуг и поэтому после революции большевики посчитали их «капиталистами»[34]. Кроме того, все три дочери брали уроки музыки и рисования. Как большинство детей российских среднего и высшего классов, сестры Розенбаум начальное образование получали дома. Как мы видим из их дальнейшей судьбы, все они прекрасно знали иностранные языки и умели рисовать. Наташа позднее серьезно займется музыкой, Нора – живописью, а Алиса – историей, киноискусством и литературой. И всё это, несомненно, благодаря азам, полученным в детстве.

Ранние воспоминания Айн Рэнд неизменно связаны с матерью, взаимоотношения с которой она, как правило, описывала в достаточно мрачных тонах. По ее словам, мать была поверхностным, придирчивым, капризным, авторитарным человеком, чьим основным интересом в жизни было посещение и устройство пустых светских раутов. По словам писательницы, как-то раз мать торжественно сказала ей, что вообще не хотела детей и родила их только из чувства долга, принеся в жертву свои амбиции. Однажды Анна Борисовна так рассердилась на дочку, что сломала ногу кукле, которую та очень любила.

Приведем другие примеры конфликтных ситуаций между Анной Борисовной и ее старшей дочерью. Во время переезда на Невский (то есть в 1909 или 1910 году) Алису оставили на попечении родственников – семьи Конгейм. Вернувшись к родителям, Алиса попросила мать купить ей миди-блузку, такую же, какие носили ее кузины, однако Анна Борисовна отказала. «Она не одобряла миди-блузки или другие модные одежды для детей», – вспоминала об этом эпизоде Айн Рэнд полвека (!) спустя. Вскоре произошел еще один неприятный эпизод. Анна Борисовна дома наливала чай себе и гостям. Алиса попросила налить чашку и ей. Мать вновь ответила отказом: детям нельзя пить чай! Алиса не стала спорить, но про себя спросила: «Почему они не позволяют мне получить то, чего я хочу?» В тот же момент она приняла решение: «Когда-нибудь у меня всё это будет!»

Другие детские столкновения Алисы с матерью зачастую были вызваны ее нежеланием играть с другими детьми и делать то, что делают они. Однажды, войдя в детскую комнату и обнаружив, что пол усеян игрушками, Анна Борисовна объявила Алисе, которой было около пяти лет, и двухлетней Наташе, что им надо сделать выбор: оставить себе игрушки, с которыми они хотели бы играть в настоящий момент, а другие передать ей на хранение – и получить их через год в обмен. Наташа выбрала те игрушки, которые ей нравились больше всего; Алиса же отдала матери свои любимые игрушки, представляя, какое удовольствие получит от них спустя год (вспоминая об этом событии через 50 лет, она в подробностях описала механическую заводную курочку, отданную матери). По прошествии года Алиса попросила мать вернуть ей игрушки, а та со смехом ответила, что отдала их в приют, поскольку если бы дочери действительно нуждались в этих игрушках, то никогда не отказались бы от них. Возможно, это была первая встреча Айн Рэнд с альтруизмом и благотворительностью – врагами, с которыми она будет бороться всю жизнь.

Сама Анна Борисовна считала свою старшую дочь «трудным ребенком». Впрочем, она действительно была такой. Алиса редко с кем-то играла и терпеть не могла физические нагрузки. «Двигайся, Алиса, двигайся!» – раздраженно кричала ей мать. Когда маленькой Алисе купили дорогой спортивный снаряд, она отказалась даже подойти к нему. Эта нелюбовь к спорту (в отличие от интеллектуальных нагрузок) сохранится у нее до конца жизни. Мать не понимала и не одобряла, что Алиса с энтузиазмом принимала некоторые детские песни и картинки – и резко отклоняла другие. «Мне она (мать. – Л. Н., М. К.) очень не нравилась, – вспоминала писательница много лет спустя. – Мы действительно не ладили. Она была моей полной противоположностью; так мне казалось и в детстве, и сейчас… Наши конфликты в детстве состояли в том, что я была необщительной, я была недостаточно заинтересована другими детьми, я не играла с ними, у меня не было подружек».

Но так ли уж права Айн Рэнд, столь резко отзываясь о матери и выставляя свои отношения с ней в виде некоего перманентного конфликта? Анна Борисовна до приезда бельгийской гувернантки учила дочерей читать и писать по-французски; именно она выписывала иностранные журналы, в том числе детские, которые так сильно повлияли на Алису, когда та начала сочинять свои собственные ранние истории. Не чужда была Анна Борисовна и идеям индивидуализма, столь сильно занимавшим ее старшую дочь. К примеру, в письмах 1930-х годов она заявляла: «Каждый человек является архитектором своей судьбы». Анне Борисовне нравилась идея «американской мечты»; она так хотела посетить США, что даже дала своим домашним котам клички Лос-Анджелес[35] и Миссури[36].

Анна Борисовна всегда гордилась умственными способностями своей старшей дочурки и часто демонстрировала ее сообразительность гостям. Это, кстати, нравилось самой Алисе, любившей находиться в компании взрослых, которым всегда можно задать вопросы. Увидев дома нового человека, маленькая Алиса всегда серьезно вопрошала: «А он умный?» Остальные качества – доброта, благородство, красота, богатство – интересовали ее гораздо меньше.

Сестра Нора утверждала, что между Алисой и матерью не было серьезных конфликтов, а сама старшая дочь являлась любимым ребенком в семье. Правда, сама Нора также писала о матери как о «домашнем тиране», которого она боялась даже после замужества[37].

Словом, можно констатировать, что, с одной стороны, Анна Борисовна была авторитарна и нетерпима, считала свое мнение истиной в конечной инстанции, а себя – главной в доме. С другой стороны, она была прекрасно образованна и умна, что, в свою очередь, помогло ей вырастить трех умных и всесторонне образованных дочерей, одна из которых – конечно, не без ее участия – стала всемирно известным писателем и идеологическим вдохновителем новаторского течения в философии. Нет также никаких сомнений в том, что в своих поздних воспоминаниях Айн Рэнд серьезно преувеличивала степень антагонизма между ней и матерью, выдавая мелкие конфликты, случающиеся в каждой семье, за серьезную и глубокую вражду, которой попросту не было. Доказательством тому служат, к примеру, сотни нежных и прочувствованных писем, которые Анна Борисовна слала дочери после ее эмиграции в Америку, на которые та отправляла сотни ответов[38].