Книги
Айн Рэнд
«Я тщательно объяснила ей [это задание], я показала ей, как всё взаимосвязано. Я поняла, что та не могла сделать это самостоятельно, – я должна была показывать ей каждый шаг. Девочка изумленно сказала: “Почему наши учителя не объясняют так, как это делаешь ты?”»[172].
Алиса пришла к выводу, что можно добиться внимания людей и активного восприятия ими информации, если знаешь, как презентовать материал в его логическом развитии. Вопрос логического построения и чистоты мысли стал для нее принципиально важным.
К сожалению, нельзя быть уверенными, что в воспоминаниях о своем школьном детстве Айн Рэнд была полностью объективна. Ее оценки за шестой класс, прямо скажем, не впечатляют. Практически по всем предметам (русский язык, русская письменность, алгебра, геометрия, физика, история, география, французский, немецкий и латинский языки) во всех четвертях стоит «удовлетворительно». «Четверку» она получила по рукоделию и за внимание, а «пятерку» – по рисованию, поведению и прилежанию[173].
Аттестат ученицы Алисы Розенбаум за шестой класс гимназии Рущинской и Миронович.
Могла ли ученица с такими оценками быть «молчаливо признана мозгом класса»? Пожалуй, вряд ли. К тому же она попросту не могла изучать такой предмет, как логика: в те годы он преподавался только в мужских гимназиях[174]. Возможно, правда, что с какими-то элементами логики она познакомилась в рамках занятий по алгебре и геометрии.
В ноябре 1920 года в Евпатории в очередной раз – и теперь уже окончательно – утвердились Советы. Именно большевистские комиссары просвещения совершили то, что так и не сделало Министерство народного просвещения Российской империи, – начали введение единой трудовой школы; на уровне законодательного акта был установлен принцип обязательности обучения. Евпаторийцев, имевших детей от восьми до семнадцати лет, отдел народного образования призывал спешно записывать их в школы, ближайшие к месту жительства. Школьные советы были обязаны принимать учащихся независимо от числа свободных мест[175]. Следует с удовлетворением отметить: в калейдоскопе идеологий о праве на образование всё же не забывали.
Но керосина и угля, чтобы осветить помещения и согреть 250 учениц гимназии во время уроков, не хватало. При Советах снабжение школьников бумагой и другими письменными принадлежностями полностью легло на государство. Их выдавали школам по ходатайствам учебного заведения перед Наробразом с указанием, какое количество нужно для всех учащихся[176].
Чтобы выжить в тяжелейшее время, педагоги отказались от своей независимости и сами запросились под юрисдикцию земства[177]. В ноябре 1920 года женская гимназия Рущинской и Миронович изменила статус – стала земской гимназией совместного обучения[178]. Отделом народного образования в должности директора с 1 августа 1920 года была утверждена Анна Андреевна Миронович, а Анна Павловна Рущинская стала инспектором гимназии[179]. Большевики преобразовали земскую гимназию в единую трудовую советскую школу II ступени № 4. А. А. Миронович осталась председателем школьного совета[180].
«Для ознакомления учащихся со свершившимся переустройством жизни» и разъяснения основных законов РСФСР вводились новые предметы: «Советская конституция» и «Политическая экономия»[181], для преподавания которых Союз правозаступников делегировал в гимназию большевика С. Г. Голомба[182]. Алиса Розенбаум изучала их уже в седьмом классе[183]. Забегая вперед, скажем, что только по этим двум – явно не слишком любимым ею предметам – она получит в 1921 году вместо оценки пометку «обучалась» (то есть прослушала курс). Есть основания полагать, что знания учеников в данном случае не оценивались, возможно, в силу новизны предметов в учебном плане, отсутствия учебников, стабильной программы, подготовленных преподавательских кадров.
Окончательно утвердившаяся в Крыму власть Советов приказом № 57 Крымревкома «О перестройке работы учебных заведений» от 30 ноября 1920 года объявила седьмой класс средней школы последним[184]. По затейливой новой нумерации выпускной, седьмой класс в школе, где училась Алиса, стал IV группой II ступени. 30 июня 1921 года будущая писательница получила свидетельство об окончании средней школы в Евпатории – на год раньше, чем должна была бы, благодаря революционным событиям и радикальному преобразованию государства и системы образования.
Согласно школьному аттестату за седьмой год обучения (1920/21), она показала «весьма удовлетворительные» знания в русском языке, математике, физике, космографии, истории, географии, естествознании, французском, немецком и латинском языках, психологии, рисовании и ручном труде[185]. Однако нужно оговориться, что в раннее советское время старая пятибалльная система, включавшая в себя оценки «худо», «плохо», «посредственно» или «удовлетворительно», «хорошо» и «отлично», была отменена постановлением народного комиссара просвещения (май 1918 года) «во всех без исключения случаях школьной практики». Перевод в следующий класс и выдача свидетельств производились «на основании успехов учащихся по отзывам педагогического совета об исполнении учебной работы»[186]. Таким образом, «весьма удовлетворительные» оценки юной писательницы на деле ничего не говорили о ее школьных успехах. Система советской уравниловки не давала учителям хоть как-то выделять успешных учеников.
Как себя чувствовала в школе Алиса Розенбаум? Не очень комфортно – ни при белых, ни при красных. Она ни с кем не дружила и уж тем более ни в кого не влюблялась. Детство и подростковый период были для нее не более чем увертюрой, «подготовкой к будущему, без особого значения». Она почти всегда всем перечила:
«Я спорила по малейшему поводу, хотели ли люди слышать об этом или нет. Я критиковала себя за это. Я прекрасно понимала, что они не особенно хотели говорить, но я заставляла их делать это. Я знала, что это было неправильно».
1920/21 учебный год стал для трех сестер последним в Евпатории.
Проигравший платит!
Розенбаумов, бежавших из Петрограда от власти Советов осенью 1918 года, большевики всё же настигли – в ноябре 1920-го в Евпатории. Пришел час, когда Крым стали покидать тысячи знакомых и незнакомых Розенбаумам людей. Бурная политическая жизнь Евпатории этого периода подпитывала в Алисе рано пробудившийся интерес к политике. Кроме того, для нее это было повторением пережитого в Петрограде, интересным – хотя и жутковатым – материалом для анализа и сопоставления. Два с половиной года жизни в Евпатории представили будущей писательнице ярчайшие картины того, как в Крыму реализовывался главный догмат коммунистической доктрины – отрицание частной собственности, как ее повсеместно и беспощадно экспроприировали.
В четверг 11 ноября 1920 года белогвардейские войска получили приказ о приготовлении к эвакуации из Евпатории. «В ночь на 12 ноября морская контрразведка даже погрузилась на пароход», – могли прочитать Розенбаумы в газете. На следующий день в евпаторийскую бухту вошло шесть пароходов. К вечеру уже было известно, что войска Врангеля оставили Ишунь – форпост, прикрывающий путь на север Крымского полуострова, в 100 километрах от Евпатории. Военным поступил приказ немедленно уходить из города, так что «на скорую руку началась эвакуация»[187]. Прошла она довольно спокойно.
Именно из Евпаторийского порта в 23 часа 13 ноября, первыми из Крыма, вышли в море корабли с «крымскими контрреволюционерами», взяв курс на Константинополь. Официальные «Известия Военно-революционного комитета» со ссылкой на французские газеты через несколько дней сообщили евпаторийцам, что «к 22 ноября в Константинополь прибыло 140 000 крымских беженцев, из них военных не менее 29 000»[188]. Розенбаумы могли знать и то, что еще годом ранее, 15 ноября 1919-го, министр юстиции второго Крымского краевого правительства в 1918–1919 годах В. Д. Набоков вместе с семьей покинул Крым на греческом судне «Надежда».
Правитель и главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России П. Н. Врангель навсегда запомнил эпическую картину: «13 ноября полуостров Крым в величайшем молчании принимал красные войска, направлявшиеся для занятия городов: Евпатории, Севастополя… Феодосии, Керчи». Действительно, в ночь на 14 ноября части Латышской советской дивизии заняли Евпаторию. Так как политические процессы в Крыму задержались, большевики вынуждены были, энергично наверстывая упущенное, исполнять советские декреты. Таким образом, Розенбаумам дважды пришлось испытать на себе большевистское переустройство жизни – в столице и в провинциальной Евпатории.
В ноябре 1920 года евпаторийцы, включая семью Розенбаум, стали свидетелями того, как красные сразу же по возвращении в город организовали комиссию по увековечению памяти своих товарищей, погибших от рук белогвардейцев[189]. 19 декабря в Евпатории состоялось торжественное погребение «жертв контрреволюции, погибших от рук Врангеля». Учебные заведения получили установку: учащимся от двенадцати лет, а также членам Союза просвещения и социалистической культуры строго обязательно принять участие в траурном шествии. Сбор школьной колонны назначили на девять утра возле здания 1-й женской гимназии; школьная колонна под флагами Союза просвещения и соцкультуры присоединилась к процессии около бывшей земской больницы[190].