Генерал помолчал несколько секунд и продолжил свою речь.

— Товарищи! Главное, это придерживаться намеченного плана. Не забывайте, что мы расчищаем дорогу нашим десантникам и мотострелковым подразделениям. И они ждут от нас поддержки!

— Ага, и я жду поддержки, — шептал Гусько, начав потеть как в парилке. — Блин, как хочется пос… пойти-то за отбойник.

— Держись, Савелич, — поддержал я.

После небольшой паузы Модяев продолжил, но более спокойным тоном.

— Наше счастье, что крови мы обычно не видим. Мы не видим результатов нашей работы. Она где-то на земле. Ты просто знаешь, попал или нет. А вот пехота всегда там — на переднем краю. И она ждёт от вас помощи!

При этих словах даже Савелич перестал дрыгаться. Генерал Модяев сейчас, на самом деле, говорил важные слова.

— Мы с вами знаем цену каждой жизни. Сегодня, сынки, это как никогда актуально. Да, самолёт потерять жалко. Да, за него нужно бороться. Но жизнь дороже. Берегите себя и того, кто рядом, — сказал Иван Фёдорович, и остановился как раз напротив строя нашей эскадрильи. — Что сказать хочешь, лейтенант? — обратился он ко мне.

Тут он попал в точку. Это именно то, что хочет сейчас Савельевич, который уже изнывает от долгого сдерживания. Надо как-то намекнуть Модяеву, что всем пора по самолётам.

— Давайте уже работать, товарищ генерал! — громко произнёс я.

Генерал-полковник выпрямился, выпятил грудь вперёд и пожал мне руку.

— Это правильно. Хорош болтать, верно? — улыбнулся он, но сбоку снова начал дёргаться Савельевич. — Сынок, ты за отбойник хочешь?

— Товарищ генерал, боюсь, духам не донесу.

Генерал немного посмеялся, подхватив волну всего строя, и распустил всех по самолётам. После этой команды бежал Гусько быстрее, чем от мужа любовницы.

Когда Савельевич закончил и присоединился к нам для «самых» последних обсуждений, появился и командир.

— Так, ребя, в полёте не шутить. Анекдоты не травить. Всем ясно? — пригрозил пальцем Валерий Алексеевич, строго обведя всех взглядом.

— Командир, ну а после? — поинтересовался Бажанян.

— Араратыч, после я тебе сам расскажу больше, чем Никулин со сцены. И главное, — остановился на последних словах Томин, глубоко вздохнув. — Молодых пацанов берегите. Чтоб к вечеру двенадцать самолётов на нашей стоянке стояло. Это приказ!

Все молча кивнули, а Томин остановил взгляд на мне и Барсове. По-отечески похлопал по плечу каждого и закурил.

Пока мы занимали места в кабинах, Валерий Алексеевич ходил по бетонке, выкуривая одну сигарету за другой. Дубок, как и полагается, посадил меня на место и поправил мне обмундирование. Шлем одевать было рано, поскольку мы выдерживали установленный интервал между группами.