— Один был. Тренировочный полёт выполнял. Вот они его и оттеснили. Караулили, заразы.

В классе воцарилась тишина. Слышно было только, как тяжело дышит Ребров. Он сорвал с себя подшлемник и бросил в сторону.

— Командир, дай сказать, — встал из-за стола Апакидзе и Вольфрамович кивнул.

— Давай, Автандилович.

— Молодёжь, понимаю всё прекрасно, что мы в меньшинстве. Слышал в эфире, как они кричали: «Добро пожаловать!» или «У себя дома мы вам рады». Я вам так скажу: — Не забывайте, кто вы. С этого дня, чтобы ни про какие заходы в хвост я не слышал. Действовать жёстко, но не жестоко. Пускай не думают, что здесь их внутренние воды. Предлагаю закончить, командир.

Не прошло и пяти минут, как в классе остались только мы. Как раз появился и Андрей Викторович Бурченко с Дмитрием Александровичем Граблиным.

— Считаю, что задачу выполнили. Данные получились не самые полные, но аппаратура себя показала хорошо. Две подлодки попали в поле зрения, — поблагодарил нас Бурченко.

— И удалось уйти от преследования. Не сильно прижимали, Сергей? — спросил у меня Граблин.

Как-то уж слишком эти двое довольны выполненной работой. Будто я и не доводил до них замеченные мной особенности.

— Я уже доложил, Дмитрий Саныч. Вас не смущает странности в поведении американцев?

— Ничего такого. Что тебя смутило в их подвесных топливных баках?

— Наличие двух, а не одного. Они могли нас перехватить, но сделали это только после прохода. Нас поджидали.

Бурченко почесал затылок, а Граблин внимательно посмотрел на меня.

— И что ты думаешь? — спросил Саня Белевский.

Морозов посмотрел на меня и кивнул, поддерживая мою мысль.

— Такое ощущение, что они ждали нас. И хотели, чтобы мы сфотографировали эту бухту.